Леонтьев а н деятельность сознание личность. А леонтьев - деятельность, сознание, личность

Личность человека производится – создаётся общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей предметной деятельности. Личность впервые возникает в обществе.

Для психологической трактовки иерархий деятельностей А.Н. Леонтьев использует понятия потребность, мотив, эмоция, значение и смысл.

Процесс становления личности по А.Н. Леонтьеву есть процесс становления связной системы личностных смыслов.

В изучении развития психики ребенка следует исходить из развития его деятельности, так как она складывается в данных конкретных условиях его жизни. Жизнь или деятельность в целом не складывается, однако, механически из отдельных видов деятельности. Одни виды деятельности являются на данном этапе ведущими и имеют большее значение для дальнейшего развития личности, другие – меньшее. Одни играют главную роль в развитии, другие – подчиненную. Поэтому нужно говорить о зависимости развития психики не от деятельности вообще, а от ведущей деятельности.

Психологическое развитие человека по А.Н. Леонтьеву – это процесс развития его деятельности, сознания, личности. Развитие личности, согласно А.Н. Леонтьеву, происходит в процессе включения ее в различные виды деятельности. Категория деятельности у А.Н. Леонтьева – основополагающая для анализа личности. Проблема личности есть проблема единства, взаимосвязи отдельных деятельностей.

Леонтьев таким образом, определяет личность, как связь, иерархию деятельностей, а не психических процессовЛичность – не биологическое и не социальное, не условия и не факторы, а биография и опыт жизни. Личность есть результат “кристаллизации” биографии. Это первый тезис А.Н. Леонтьева.

Второй тезис: личность развивается, т.е. существует качественно особые стадии развития личности, которые не имеют отношения к развитию психических процессов.

Третий тезис – личность имеет строение. С самого начала вводится разведение индивида и личности. Если индивид представляет собой некое биологическое единство, связь естественных органов и их функций, то личность – небиологическое единство. Она постепенно возникает, формируется в ходе жизни, поэтому есть строение индивида, и есть независимое от него строение личности.

Личность впервые возникает, когда человек вступает в историю, и он становится личностью лишь как субъект общественных отношений. Личность человека ни в каком смысле не является предсуществующей по отношению к его деятельности, как и его сознание, она ею порождается.

Метафора А.Н. Леонтьева о двух рождениях личности. Личность рождается дважды: первый раз – когда у ребенка проявляется в явных формах полимотивированность и соподчиненность его действий, второй раз – когда возникает его сознательная личность. Первое рождение совпадает с кризисом трех лет, когда впервые возникает иерархизация и соподчинение действий, отсрочка удовлетворения. Второе рождение – с подростковым кризисом, когда возникает овладение собственным поведением через сознание, опосредствование. Можно сказать, что эти два “рождения личности” представляют собой критические точки прогрессирующей эмансипации личности от симбиотических связей.

Личность, согласно А.Н. Леонтьеву, характеризует во-первых, богатство, многообразие действительных отношений субъекта, составляющих его жизнь. Это и есть основание, реальный базис личности. А.Н. Леонтьев выделяет три основных параметра личности: широту связей человека с миром, степень их иерархизированности и общую их структуру.

Один из наиболее интересных аспектов теории личности А.Н. Леонтьева – это анализ того, что происходит в результате второго рождения личности. Происходит прежде всего овладение своим поведением, становление новых механизмов разрешения мотивационных конфликтов, связанных с волей и сознанием.

Тема 3.5. Понятие «личности» в психологии отношений В.Н.Мясищева. Виды отношений личности: эмоциональное отношение, интерес и оценочное отношение. Воззрение на природу психопаталогических процессов личности.

У истоков теории Мясищева лежат идеи Лазурского о классификации личности, согласно типам их отношений к окружающей действительности. Основное положение психологии отношений заключается в том, что личность, психика и сознание человека в каждый данный момент представляют единство отражения объективной действительности и отношения человека к ней. Психология, отношения человека в развитом виде выступают как целостная система индивидуальных, избирательных, сознательных связей личности с различными сторонами объективной действительности: с явлениями природы и миром вещей; с людьми и общественными явлениями; личностью с самой собой как субъектом деятельности. Система отношений определяется всей историей развития человека, она выражает его личный опыт и внутренне определяет его действия, переживания.

Отношение как связь субъекта с объектом едино, однако имеет структуру, отдельные компоненты которой могут выступать как частичные отношения, его стороны, или виды. Оно определяется рядом признаков: избирательностью, активностью, целостно-личностным характером, сознательностью. Важнейшими видами отношений Мясищев считал потребности, мотивы, эмоциональные отношения (привязанность, неприязнь, любовь, вражда, симпатия, антипатия), интересы, оценки, убеждения, а доминирующим отношением, подчиняющим себе другие и определяющим жизненный путь человека, – направленность. Высшая степень развития личности и ее отношений определяется уровнем сознательного отношения к окружающему и самосознанием как сознательным отношением к самому себе.

Отношения связаны с разными подструктурами личности. Так, динамические индивидуально-психологические свойства темперамента являются на уровне развитого характера "снятой" формой индивидуальных различий, движущие силы которой определяются сознательным отношением, а не свойствами нервной системы. Характер – это система отношений и способ их осуществления человеком. Свойства реакции человека, выражающие его темперамент и характер, обнаруживаются лишь при активном отношении к объекту, вызывающему реакцию. Способности человека находятся в закономерном соотношении со склонностями, которые представляют движущую силу развития способностей. Склонность – это не что иное, как потребность в определенном виде деятельности, или избирательно-положительное отношение к ней,

Положения психологии отношений легли в основу разработанной Мясищевым патогенетической концепции неврозов. Невроз трактуется как болезнь личности, вызванная обстоятельствами значимости в системе ее личностных отношений. Эта концепция имела большое научное и практическое значение, оказав влияние на всю последующую теорию и практику психотерапии неврозов.

Тема 3.6. Персонология В.А. Петровского. Феноменология отраженной субъектности. «Значимые другие» в личности и их роль в развитии и функционировании личности. Проблема личностного выбора и самополагания.

В.А. Петровский вводит понятие «надситуативной активности» как источника формирования новой для субъекта деятельности. Под этим подразумевается, что человеку присуща неадекватная тенденция постановки сверхзадач. «Психологический парадокс состоит в том, что субъект первоначально следует ситуативной необходимости, но в самом процессе следования рождаются надситуативные моменты, способные вступать в противоречие с ситуативной необходимостью». Примером последнего является такое проявление надситуативной активности как феномен «бескорыстного риска» (риск ради риска, желание «проверить себя», усложнить задачу), который, не имея прагматической ценности, может ставить под угрозу успех выполнения основной задачи. Проявлением надсититуативной активности в познавательной сфере является феномен презумпции существования решения, характеризующий уверенность субъекта в возможности найти решение проблемной, творческой задачи в условиях неопределенности относительно возможности этого. Именно надситуативная активность (выраженная в тенденциях «устремленности к границе», преодоления границы, бескорыстного риска) является одним из проявлений одаренности.

Несмотря на то, что внешне надситуативные моменты появляются в деятельности внезапно, не мотивировано извне, они имеют внутренние предпосылки в предшествующей активности. Так в ходе целенаправленной деятельности по решению адаптивной задачи, субъект рассматривает различные средства достижение цели, анализирует многообразие элементов ситуации, опробывает их в качестве потенциальных условий реализации действия. Отброшенные и нереализованные, избыточные по отношению к основной задаче альтернативы, накапливаясь, выступают предпосылками надситуативной активности. Накопленные потенциальные возможности и наличные условия (как внешние, так и внутренние) порождают в сознании субъекта внутренний конфликт «могу – не могу», разрешаемый в ходе внутренней коммуникации.

Возникающие противоречия между сложившимися установками и «надситуативной активностью» являются одним из механизмов динамики субъектных проявлений личности. В выходе за пределы требований ситуации как механизме развития отражается самодетерминация и самостановление субъекта. «Субъект как бы порывает с предшествующей ситуацией, находя себя измененным в новой ситуации деятельности».

В наиболее общем плане под «отраженной субъектностью» В.А. Петровский понимает бытие кого-либо в другом и для другого. Утверждение о том, что некто отражен во мне как субъект, предполагает:

1) что я ощущаю присутствие этого человека в значимой для меня ситуации;

2) это присутствие способно повлиять на систему моих смыслов, моё отношение к ситуации и к миру в целом.

Отраженный во мне субъект оказывается идеально представленным во мне и выступает источником преобразования моей жизненной ситуации в значимом для меня направлении. Особо подчёркиваются такие черты отраженного субъекта, как активность и способность деятельно преобразовывать моё видение мира через формирование новых побуждений и постановку новых целей. Говоря об идеальной представленности, В.А. Петровский отмечает, что это есть, прежде всего, открытие одного человека другому в качестве значимого для него существа и источника новых личностных смыслов.

В.А. Петровский выделяет 3 основных формы проявления отражённой субъектности, обладающие генетической преемственностью:

1) запечатлённость субъекта в эффектах межиндивидульных виляний;

2) идеальный «значимый другой»;

3) претворенный субъект.

Первая форма более остальных соотносима с социальной фасилитацией, а также понятиями социального влияния и власти. Она представляет собой непосредственные, прямые или косвенные влияния одного субъекта социальных отношений на другого. Прямое влияние подразумевает предъявление открытых требований и ожиданий. Косвенное – опосредовано созданием специфической среды, детерминирующей то или иное поведение партнёра по общению.

«Значимый другой» , как форма отраженной субъектности, приобретает свойство действенности. Он предстаёт в форме интроекта, встроенного в личность субъекта, обладающего преобразующей силой. Именно «значимый другой» чаще всего становится внутренним собеседником в случаях, когда диалог достаточно развёрнут. Реальный Другой при этом может уже не присутствовать в жизни субъекта, что может не только не снизить силу влияния Другого на личность субъекта, но и усилить её.

Третьей формой проявления отраженной субъектности является претворенный субъект . Если при первой форме отраженной субъктности взаимовлияния субъектов остаются на интерпсихическом уровне, при второй форме – осуществляется переход к интрапсихическом уровню, то третья форма является подлинным проникновением образа другого человека во внутренний мир субъекта. На уровне претворенного субъекта теряется диалогичность взаимодействия, и нет возможности противопоставить «Я» и Другого-во-мне, так как подобный конфликт будет переживаться субъектом как внутренняя борьба с самим собой, самоконфронтация.

Исследования феномена отраженной субъектности опираются на разработанный В.А. Петровским метод экспериментального изучения личности. Главный акцент в этом методе сделан на фиксации изменения поведения субъекта при актуализации образа «значимого другого». Актуализация осуществляется в различных формах: начиная от предъявления имени или фотографии значимого другого, до непосредственного присутствия или участия его в ситуации эксперимента.

В классическом эксперименте В.А. Петровского испытуемым сначала предлагалось пройти ряд апробированных психодиагностических методик, выявляющих устойчивые характеристики личности, принимаемые за точку отсчёта. Затем актуализировался образ «значимого другого» и замерялся сдвиг относительно исходных личностных качеств [Петровский, 1985]. Эти изменения в проявлении индивидуальных особенностей испытуемого характеризуют в первую очередь личность исследуемого, а не испытуемого.

Примером использования метода отраженной субъектности являются исследования И.Г. Дубова, посвященные изучению влияния личности учителя на проявление личностных качеств учащихся. В данных исследованиях учащимся предлагалось составить список «ярких» и уникальных, по их мнению, личностей. Если в этих списках упоминались учителя, то затем с помощью индивидуальных опросников исследовались образы этих учителей, с точки зрения учащихся. Затем применялся классический метод отраженной субъектности, когда учащимся предлагалось выполнять тестовые задания индивидуально (в первой серии) и в присутствии исследуемого учителя или при предъявлении его фотографии (во второй серии). Во второй серии эксперимента были показаны значительные сдвиги во внутренней мотивации и критериях самооценки испытуемых в направлении качеств, соответствующих личностным особенностям предъявляемых учителей.

Феномены идеальной представленности учителя в личности учащегося были продемонстрированы также в исследовании А.В. Воробьева, который показал разнонаправленность влияния различных педагогов на личностные проявления учащихся. Данные влияния могут быть единообразно позитивными (приводящими к большему соблюдению нравственных норм и увеличению времени мыслительной активности при решении задач), единообразно негативными (приводящими к меньшему соблюдению моральных норм, попыткам «сжульничать» и уменьшению времени мыслительной активности при решении задач) и инверсионными (для которых характерно отсутствие значимых влияний на личность учащихся).

Возможные негативные следствия актуализации образа «значимого другого» продемонстрированы также в исследованиях С.В. Березина. Им показано, что актуализация образа наркомана в сознании его родителей ведет к большей радикальности их оценок, поляризации сознания и большей формальности и конфликтности их общения.

В последнее время выходит такое число психологических изданий, что не представляется возможным не только прочитать их, но хотя бы получить самое общее представление об обсуждаемых проблемах. В этой ситуации весьма вероятно, что книга, на обложке которой написана фамилия Леонтьева, не привлечет внимания психологов-практиков. Действительно, данное издание имеет весьма отдаленное отношение к школе, школьному обучению и работе психолога с детьми, но очень хочется верить, что обращение к психологической литературе в профессиональной среде преследует не только чисто прагматические цели.
Эта книга - не очередное переиздание трудов А.Н. Леонтьева и даже не описание его вклада в психологию: эта книга - о жизненном и профессиональном пути известного ученого. Причем написана она уникальным авторским коллективом, в который вошли сын и внук А.Н. Леонтьева, также посвятившие себя служению психологической науке.
Коллективная монография состоит из трех частей, названных в соответствии с заглавием одной из основных работ А.Н. Леонтьева «Деятельность. Сознание. Личность», которая стала его научным завещанием будущим поколениям психологов.
В первой части книги - «Деятельность» - ведется неторопливый рассказ, напоминающий дружескую беседу, об основных этапах становления и развития философского и психологического мировоззрения Леонтьева. Профессиональная жизнь оказалась неотделимой от общественной, и такие события, как закрытие педологии, Отечественная война, Павловская сессия, не могли не сказаться на его судьбе, и, например, исследования по восстановлению двигательных функций были объективной необходимостью. Однако яркая личность не только оказывается под влиянием внешних условий, но и способна их создавать - достаточно вспомнить об открытии Леонтьевым факультета психологии Московского университета.
Во второй части - «Сознание» - в полемическом ключе обсуждаются содержательные вопросы разработанной Леонтьевым теории деятельности. Это, пожалуй, единственный раздел - сравнительно небольшой по своему объему, который написан в соответствии с канонами академической науки.
Последняя, третья часть - «Личность» - включает в себя воспоминания людей, которые работали вместе с Леонтьевым. Эта часть книги читается легко, с особым интересом, так как в ней приводятся факты и события из жизни Леонтьева и других известных психологов того времени.
Добрые слова следует сказать и о качестве издания, которое приятно держать в руках, а многочисленные иллюстрации - фотографии из личного архива - помогают в прямом смысле слова посмотреть в глаза Леонтьеву и Эльконину, Лурия и Божович, увидеть мэтра отечественной психологии в официальной и домашней обстановке.
Авторы задумали книгу как научную биографию ученого, а удалось им значительно больше: получилась иллюстрированная биография отечественной психологии прошлого столетия.

ПРЕДИСЛОВИЕ

…я хочу воспользоваться возможностью сказать в предисловии о том, что на страницах этой книги является, на мой взгляд, главным.

Я думаю, что главное в этой книге состоит в попытке психологически осмыслить категории, наиболее важные для построения целостной системы психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов. Это - категория предметной деятельности, категория сознания человека и категория личности.

Первая из них является не только исходной, но и важнейшей. Центральный пункт, образующий как бы водораздел между различным пониманием места категории деятельности, состоит в том, рассматривается ли предметная деятельность лишь как условие психического отражения и его выражение, или же она рассматривается как процесс, несущий в себе те внутренние движущие противоречия, раздвоения и трансформации, которые порождают психику, являющуюся необходимым моментом собственного движения деятельности, ее развития. Если первая из этих позиций выводит исследование деятельности в ее основной форме - в форме практики - за пределы психологии, то вторая позиция, напротив, предполагает, что деятельность независимо от ее формы входит в предмет психологической науки, хотя, разумеется, совершенно иначе, чем она входит в предмет других наук.

Иными словами, психологический анализ деятельности состоит, с точки зрения этой второй позиции, не в выделении из нее ее внутренних психических элементов для дальнейшего обособленного их изучения, а в том, чтобы ввести в психологию такие единицы анализа, которые несут в себе психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опосредствуемых моментов человеческой деятельности. Эта защищаемая мною позиция требует, однако, перестройки всего концептуального аппарата психологии, которая в данной книге лишь намечена и в огромной степени представляется делом будущего.

Еще более трудной в психологии является категория сознания. Общее учение о сознании как высшей, специфически человеческой форме психики, возникающей в процессе общественного труда и предполагающей функционирование языка, составляет важнейшую предпосылку психологии человека. Задача же психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограничиваясь изучением явлений и процессов на поверхности сознания, проникнуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание нужно рассматривать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его образы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое движением человеческой деятельности.

Трудность состоит здесь уже в том, чтобы выделить категорию сознания как психологическую, а это значит понять те реальные переходы, которые связывают между собой психику конкретных индивидов и общественное сознание, его формы. Этого, однако, нельзя сделать без предварительного анализа тех "образующих" индивидуального сознания, движение которых характеризует его внутреннюю структуру. Изложение опыта такого анализа, в основании которого лежит анализ движения деятельности, и посвящена специальная глава книги.

Наибольшие, вероятно, возражения могут вызвать развиваемые мной взгляды на личность как предмет собственно психологического изучения. Я думаю так потому, что они решительно не совместимы с теми метафизическими культурантропологическими концепциями личности (как и с теориями двойной ее детерминации - биологической наследственностью и социальной средой), которые наводняют сейчас мировую психологию. Несовместимость эта особенно видна при рассмотрении вопроса о природе так называемых внутренних двигателей личности и вопроса о связи личности человека с его с соматическими особенностями.

Широко распространенный взгляд на природу потребностей и влечений человека заключается в том, что они-то и суть определители деятельности личности, ее направленности; что, соответственно, главную задачу психологии составляет изучение того, какие потребности свойственны человеку и какие психические переживания (влечения, желания, чувства) они вызывают. Другой взгляд, в отличие от первого, состоит в том, чтобы понять, каким образом развитие самой деятельности человека, ее мотивов и средств трансформирует его потребности и порождает новые потребности, в результате чего меняется их иерархия, так что удовлетворение некоторых из них низводится до статуса лишь необходимых условий деятельности человека, его существования как личности.

Нужно сказать, что защитниками первой, антропологической или, лучше сказать, натуралистической точки зрения, выдвигается множество аргументов, в том числе такие, которые метафорически можно назвать аргументами "от желудка". Конечно, наполнение желудка пищей - непременное условие любой предметной деятельности, но психологическая проблема заключается в другом: какова будет эта деятельность, как пойдет ее развитие, а вместе с ним и преобразование самих потребностей.

Если я выделил здесь данный вопрос, то это потому, что в нем сталкиваются противоположные воззрения на перспективу изучения личности. Одно из них ведет к построению психологии личности, исходящей из примата, в широком смысле слова, потребления (на языке бихевиористов - "подкрепления"); другое - к построению психологии, исходящей из примата деятельности, в которой человек утверждает свою человеческую личность.

Второй вопрос - вопрос о личности человека и его телесных особенностях - заостряется в связи с тем положением, что психологическая теория личности не может строиться, опираясь главным образом на различия конституций человека. Как же можно в теории личности обойтись без привычных ссылок на конституции Шелдона, факторы Айзенка, наконец, на павловские типы высшей нервной деятельности? Соображение это тоже возникает из методологического недоразумения, которое во многом зависит от неоднозначности самого понятия "личность". Неоднозначность эта, однако, исчезает, если принять то известное марксистское положение, что личность есть особое качество, которое природный индивид приобретает в системе общественных отношений. Проблема тогда неизбежно обращается: антропологические свойства индивида выступают не как определяющие личность или входящие в ее структуру, а как генетически заданные условия формирования личности и, вместе с тем, как то, что определяет не ее психологические черты, а лишь формы и способы их проявления. Например, агрессивность как черта личности, конечно, будет проявляться у холерика иначе, чем у флегматика, но объяснить агрессивность особенностью темперамента как же научно бессмысленно, как искать объяснения войн в свойственном людям инстинкте драчливости. Таким образом, проблема темперамента, свойств нервной системы и т.п. не "изгоняется" из теории личности, а выступает в ином, нетрадиционном плане - как вопрос об использовании, если так можно выразиться, личностью врожденных индивидуальных свойств и способностей. И это - очень важная для конкретной характерологии проблема, которая, как и ряд других проблем, осталась в данной книге не рассмотренной.

Оговорки, сделанные в этом предисловии (а они могли быть еще более многочисленными), вызваны тем, что автор видел свою задачу не столько в утверждении тех или иных конкретно-психологических положений, сколько в поиске метода их добывания, вытекающего из историко-материалистического учения о природе человека, его деятельности, сознания и личности.

Москва, июнь 1974 г.

^ ТЕОРИЯ СОЗНАНИЯ
Хотя прежняя субъективно-эмпирическая психология охотно называла себя наукой о сознании, в действительности она никогда не была ею. Явления сознания либо изучались в плане чисто описательном, с эпифеноменологических и паралеллистических позиций, либо вовсе исключались из предмета научно-психологического знания, как того требовали наиболее радикальные представители так называемой "объективной психологии"9. Однако связанная система психологической науки не может быть построена вне конкретно-научной теории сознания. Именно об этом свидетельствуют теоретические кризисы, постоянно возникавшие в психологии по мере накопления конкретно-психологических знаний, объем которых начиная со второй половины прошлого столетия быстро увеличивался.

Центральную тайну человеческой психики, перед которой останавливалось научно-психологическое исследование, составляло уже само существование внутренних психических явлений, самый факт представленности субъекту картины мира.

Сознание неизменно выступало в психологии как нечто внеположеное, лишь как условие протекания психических процессов. Такова была, в частности, позиция Вундта. Сознание, писал он заключается в том, что какие бы то ни было психические состояния мы находим в себе, и поэтому мы не можем познать сущности сознания. "Все попытки определить сознание приводят или к тавтологии или к определениям происходящих в сознании деятельностей, которые уже потому не суть сознание, что предполагают его". Ту же мысль в еще более резком выражении мы находим у Наторпа: сознание лишено собственной структуры, оно лишь условие психологии, но не ее предмет. Хотя его существование представляет собой основной и вполне достоверный психологический факт, но оно не поддается определению и выводимо только из самого себя.

Сознание бескачественно, потому что оно само есть качество – качество психических явлений и процессов; это качество выражается в их "презентированности" (представленности) субъекту (Стаут). Качество это не раскрываемо: оно может только быть или не быть.

Идея внеположности сознания заключалась и в известном сравнении сознания со сценой, на которой разыгрываются события душевной жизни. Чтобы события эти могли происходить, нужна сцена, но сама сцена не участвует в них.

Итак, сознание есть нечто внепсихологическое, психологически бескачественное. Хотя эта мысль не всегда высказывается прямо, она постоянно подразумевается. С ней не вступает в противоречие ни одна прежняя попытка психологически охарактеризовать сознание. Я имею в виду прежде всего ту количественную концепцию сознания, которая с наибольшей прямотой была высказана еще Леддом: сознание есть то, что уменьшается или увеличивается, что отчасти утрачивается во сне и вполне утрачивается при обмороке.

Это - своеобразное "свечение", перемещающийся световой зайчик или, лучше сказать, прожектор, луч которого освещает внешнее или внутреннее поле. Его перемещение по этому полю выражается в явлениях внимания, в которых сознание единственно и получает свою психологическую характеристику, но опять-таки лишь количественную и пространственную. "Поле сознания" (или, что то же самое, "поле внимания") может быть более узким, более концентрированным, или более широким, рассеянным; оно может быть более устойчивым или менее устойчивым, флюктуирующим. Но при всем том описание самого "поля сознания" остается бескачественным, бесструктурным. Соответственно и выдвигавшиеся "законы сознания" имели чисто формальный характер; таковы законы относительной ясности сознания, непрерывности сознания, потока сознания.

К законам сознания иногда относят также такие, как закон ассоциации или выдвинутые гештальт-психологией законы целостности, прегнатности и т.п., но законы эти относятся к явлениям в сознании, а не к сознанию как особой форме психики, и поэтому одинаково действительны как по отношению к его "полю", так и по отношению к явлениям, возникающим вне этого "поля", - как на уровне человека, так и на уровне животных.

Несколько особое положение занимает теория сознания, восходящая к французской социологической школе (Дюркгейм, Де Роберти, Хальбвакс и другие). Как известно, главная идея этой школы, относящаяся к психологической проблеме сознания, состоит в том, что индивидуальное сознание возникает в результате воздействия на человека сознания общества, под влиянием которого его психика социализируется и интеллектуализируется; это социализированная и интеллектуализированная психика человека и есть его сознание. Но и в этой концепции полностью сохраняется психологическая бескачественность сознания; только теперь сознание представляется некоей плоскостью, на которой проецируются понятия, концепты, составляющие содержание общественного сознания. Этим сознание отождествляется с знанием: сознание - это "со-знание", продукт общения сознаний.

Другое направление попыток психологически характеризовать сознание состояло в том, чтобы представить его как условие объединения внутренней психической жизни.

Объединение психических функций, способностей и свойств - это и есть сознание; оно поэтому, писал Липпс, одновременно есть и самосознание. Проще всего эту идею выразил Джемс в письме к К.Штумпфу: сознание - это "общий хозяин психических функций". Но как раз на примере Джемса особенно ясно видно, что такое понимание сознания полностью остается в пределах учения о его бескачественности и неопределимости. Ведь именно Джемс говорил о себе: "Вот уже двадцать лет, как я усомнился в существовании сущего, именуемого сознанием... Мне кажется, что настало время всем открыто отречься от него".

Ни экспериментальная интроспекция вюрцбуржцев, ни феноменология Гуссерля и экзистенционалистов не были в состоянии проникнуть в строение сознания. Напротив, понимая под сознанием его феноменальный состав с его внутренними, идеальными отношениями, они настаивают на "депсихологизации", если можно так выразиться, этих внутренних отношений. Психология сознания полностью растворяется в феноменологии.

Метафизические позиции в подходе к сознанию, собственно, и не могли привести психологию ни к какому иному его пониманию. Хотя идея развития и проникла в домарксистскую психологическую мысль, особенно в послеспенсеровский период, она не была распространена на решение проблемы о природе человеческой психики, так что последняя продолжала рассматриваться как нечто предсуществующее и лишь "наполняющееся" новыми содержаниями. Эти-то метафизические позиции и были разрушены диалектико-материалистическим воззрением, открывшим перед психологией сознания совершенно новые перспективы.

Исходное положение марксизма о сознании состоит в том, что оно представляет собой качественно особую форму психики. Хотя сознание и имеет свою длительную предысторию в эволюции животного мира, впервые оно возникает у человека в процессе становления труда и общественных отношений. Сознание с самого начала есть общественный продукт.

Марксистское положение о необходимости и о реальной функции сознания полностью исключает возможность рассматривать в психологии явления сознания лишь как эпифеномены, сопровождающие мозговые процессы и ту деятельность, которую они реализуют. Вместе с тем психология, конечно, не может просто постулировать активность сознания. Задача психологической науки заключается в том, чтобы научно объяснить действенную роль сознания, а это возможно лишь при условии коренного изменения самого подхода к проблеме и прежде всего при условии отказа от того ограниченного антропологического взгляда на познание, который заставляет искать его объяснение в процессах, разыгрывающихся в голове индивида под влиянием воздействующих на него раздражителей, - взгляда, неизбежно возвращающего психологию на паралелистические позиции.

Действительное объяснение сознания лежит не в этих процессах, а в общественных условиях и способах той деятельности, которая создает его необходимость, - в деятельности трудовой. Эта деятельность характеризуется тем, что происходит ее овеществление, ее "угасание", по выражению Маркса, в продукте. "То, - пишет Маркс в "Капитале", - что на стороне рабочего проявлялось в форме деятельности , теперь на стороне продукта выступает в форме покоящегося свойства , в форме бытия"."Во время процесса труда, - читаем мы ниже, - труд постоянно переходит из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму предметности".

В этом процессе происходит опредмечивание также и тех представлений, которые побуждают, направляют и регулируют деятельность субъекта. В ее продукте они обретают новую форму существования в виде внешних, чувственно воспринимаемых объектов. Теперь в своей внешней, экстериоризованной или экзотерической форме они сами становятся объектами отражения. Соотнесение с исходными представлениями и есть процесс их осознания субъектом - процесс, в результате которого они получают в его голове свое удвоение, свое идеальное бытие.

Такое описание процесса осознания является, однако, неполным. Для того, чтобы этот процесс мог осуществиться, объект должен выступить перед человеком именно как запечатлевший психическое содержание деятельности, т.е. своей идеальной стороной. Выделение этой последней, однако, не может быть понято в отвлечении от общественных связей, в которые необходимо вступают участники труда, от их общения. Вступая в общение между собой, люди производят также язык, служащий для означения предмета, средств и самого процесса труда. Акты означения и суть не что иное, как акты выделения идеальной стороны объектов, а присвоение индивидами языка

Присвоение означаемого им в форме его осознания. "...Язык, - замечает Маркс и Энгельс, - есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание...".

Это положение, однако, отнюдь не может быть истолковано в том смысле, что сознание порождается языком. Язык является не его демиургом, а формой его существования. При этом слова, языковые знаки - это не просто заместители вещей, их условные субституты. За словесными значениями скрывается общественная практика, преобразованная и кристаллизованная в них деятельность, в процессе которой только и раскрывается человеку объективная реальность.

Конечно, развитие сознания у каждого отдельного человека не повторяет общественно-исторического процесса производства сознания. Но сознательное отражение мира не возникает у него и в результате прямой проекции на его мозг представлений и понятий, выработанных предшествующими поколениями. Его сознание тоже является продуктом его деятельности в предметном мире. В этой деятельности, опосредованной общением с другими людьми, и осуществляется процесс присвоения (Aneignung) им духовных богатств, накопленных человеческим родом (Menschengattung) и воплощенных в предметной чувственной форме.

Несмотря на то, что психология располагает большим материалом по историческому развитию мышления, памяти и других психических процессов, собранным главным образом историками культуры и этнографами, центральная проблема - проблема исторических этапов формирования сознания - оставалась в ней нерешенной.

Труд посредством орудия ставит человека не только перед материальными, вещественными объектами, но и перед их взаимодействием, которое он сам контролирует и воспроизводит. В этом процессе и осуществляется их познание человеком, превосходящее возможности непосредственно-чувственного отражения. Если при прямом воздействии "субъект-объект" последний открывает свои свойства лишь в границах, обусловленных составом и степенью тонкости ощущений субъекта, то в процессе взаимодействия, опосредствованного орудием, познание выходит за эти границы. Так, при механической обработке предмета из одного материала предметом, сделанным из другого материала, мы подвергает безошибочному испытанию их относительную твердость в пределах, совершенно недоступных нашим органам кожно-мышечных ощущений: по воспринимаемой деформации одного из них мы заключаем о большей твердости другого. В этом смысле орудие является первой настоящей абстракцией. Только идя далее по этому пути, нам удастся выделить объективные единицы, применение которых способно дать как угодно точное и, главное, независимое от колеблющихся порогов ощущения познание данного свойства предметов.

Первоначально познание свойств предметного мира, переходящее границы непосредственно-чувственного познания, является непреднамеренным результатом действий, направленных на практические цели, т.е. действий, включенных в промышленную деятельность людей. Впоследствии оно начинает отвечать специальным задачам, например, задаче оценить пригодность исходного материала путем его предварительного практического испытания, простейшего эксперимента. Такого рода действия, подчиненные сознательной познавательной цели, представляют собой уже настоящее мышление, хотя оно и сохраняет форму внешних процессов. Их познавательные результаты, обобщаемые и закрепляемые посредством языка, принципиально отличаются от результатов непосредственно-чувственного отражения, которые генерализуются в соответствующих чувственных же образованиях. Они отличаются от последних не только тем, что включают в себя свойства, связи и отношения, недоступные прямой чувственной оценке, но и тем, что, переданные в процессе речевого общения другим людям, они образуют систему знаний, составляющих содержание сознания коллектива, общества. Благодаря этому возникающие у отдельных людей представления, понятия, идеи формируются, обогащаются и подвергаются отбору не только в ходе их индивидуальной практики (неизбежно узко ограниченной и подверженной случайностям), но и на основе усваиваемого ими неизмеримо более широкого опыта общественной практики.

Вместе с тем языковая форма выражения первоначально внешнепредметной формы познавательной деятельности создает условие, позволяющее впоследствии выполнять отдельные ее процессы уже только в речевом плане. Так как речь утрачивает при этом свою коммуникативную функцию и выполняет лишь функцию познавательную, то ее произносительная, звуковая сторона постепенно редуцируется и соответствующие процессы все более приобретают характер внутренних процессов, совершающихся про себя, "в уме". Между исходными условиями и практическим выполнением действий теперь включаются все более и более длинные цепи внутренних процессов мысленного сопоставления, анализа и т.д., которые наконец приобретают относительную самостоятельность и способность отделяться от практической деятельности.

Такое отделение мышления от практической деятельности исторически происходит, однако, не само собой, не в силу только собственной логики развития, а порождается разделением труда, которое приводит к тому, что умственная деятельность и практическая материальная деятельность выпадают на долю различных людей. В условиях развития частной собственности на средства производства и дифференциации общества на антагонистические общественные классы деятельность мышления отрывается от физического труда и противопоставляется деятельности практической. Она кажется теперь вполне независимой от последней, имеющей другое происхождение, другую природу. Эти представления о мыслительной деятельности и закрепляются в идеалистических теориях мышления.

Конечно, такое единение мыслительной деятельности и деятельности практической не означает, что устраняется качественное различие между ними. Мыслительная деятельность, утрачивая некоторые черты, которые она приобрела в результате отрыва от деятельности практической, все же сохраняет свои особенности, но эти особенности демистифицируются. Они определяются прежде всего тем, что в своей развитой форме - в форме теоретического мышления - мыслительная деятельность протекает без прямого соприкосновения с объектами материального мира. Теоретическое мышление отдельного человека не нуждается даже в отправной предметно-чувственной основе, которая может быть представлена в его голове в отраженной, идеальной форме - в виде уже накопленных знаний и абстрактных понятий. Поэтому в отличие от мышления, которое объективируется в форме промышленной деятельности в эксперименте и которое в силу этого жестко ограничено реальными предметными условиями, теоретическое мышление обладает принципиально беспредельными возможностями проникновения в действительность, включая действительность, вовсе недоступную нашему воздействию.

Так как отвлеченное мышление протекает вне прямых контактов с предметным миром, то по отношению к нему в проблеме практики как основы и критерия истинности познания возникает еще один аспект. Дело в том, что проверка практикой истинности теоретических результатов мышления далеко не всегда может быть осуществлена сразу вслед за тем, как были получены эти результаты. Она может быть отделена от них многими десятилетиями и не всегда может быть прямой, а это делает необходимым, чтобы опыт общественной практики присутствовал в самой мыслительной деятельности. Такой необходимости отвечает факт подчиненности мышления логике, системе логических (и математических) законов, правил, предписаний. Анализ их природы и дает ответ на то, каким образом входит опыт общественной практики в само течение процесса мышления человека.

^ ПСИХИЧЕСКОЕ ОТРАЖЕНИЕ УРОВНИ ИССЛЕДОВАНИЯ ОТРАЖЕНИЯ
Понятие отражения является фундаментальным философским понятием. Фундаментальный смысл оно имеет и для психологической науки. С тех пор психология прошла полувековой путь, на протяжении которого ее конкретно-научные представления развивались и изменялись; однако главное - подход к психике как субъективному образу объективной реальности - оставалось и остается в ней незыблемым.

Говоря об отражении, следует прежде всего подчеркнуть исторический смысл этого понятия. Он состоит, во-первых, в том, что его содержание не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса наук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второе, особенно важное положение состоит в том, что в понятии отражения заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех изменений отражающих тел, которые возникают в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватным им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности и функцию различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к уровням и формам более сложным.

Отражение это свойство, заложенное уже в "фундаменте самого здания материи", которое на определенной ступени развития, а именно на уровне высокоорганизованной живой материи, приобретает форму ощущения, восприятия, а у человека - также и форму теоретической мысли, понятия. Такое, в широком смысле слова, историческое понимание отражения исключает возможность трактовать психологические явления как изъятые из общей системы взаимодействия единого в своей материальности мира.

Путь исследования чувственных явлений, идущий от внешнего мира, от вещей, есть путь их объективного исследования. Как свидетельствует опыт развития психологии, на этом пути возникают многие теоретические трудности. Они обнаружились уже в связи с первыми конкретными достижениями естественнонаучного изучения мозга и органов чувств. Работы физиологов и психофизиков хотя обогатили научную психологию знанием важных фактов и закономерностей, обусловливающих возникновение психических явлений, однако сущности самих этих явлений они непосредственно раскрыть не смогли; психика продолжала рассматриваться в ее обособленности, а проблема отношения психического к внешнему миру решалась в духе физиологического идеализма И.Мюллера, иероглифизма Г.Гельмгольца, дуалистического идеализма В.Вундта и т.д. Наибольшее распространение получили параллелистические позиции, которые в современной психологии лишь замаскированы новой терминологией.

Большой вклад в проблему отражения был внесен рефлекторной теорией, учением И.П.Павлова о высшей нервной деятельности. Главный акцент в исследовании существенно сместился: отражательная, психическая функция мозга выступила как продукт и условие реальных связей организма с воздействующей на него средой. Этим подсказывалась принципиально новая ориентация исследований, выразившаяся в подходе к мозговым явлениям со стороны порождающего их взаимодействия, реализующегося в поведении организмов, его подготовке, формировании и закреплении. Казалось даже, что изучение работы мозга на уровне этой, по выражению И.П.Павлова, "второй части физиологии" в перспективе полностью сливается с научной, объяснительной психологией.

Оставалась, однако, главная теоретическая трудность, которая выражается в невозможности свести уровень психологического анализа к уровню анализа физиологического, психологические законы к законам деятельности мозга. Теперь, когда психология как особая область знания получила широкое распространение и приобрела практическое распространение и приобрела практическое значение для решения многих задач, выдвигаемых жизнью, положение о несводимости психического к физиологическому получило новое доказательство - в самой практике психологических исследований. Сложилось достаточно четкое фактическое различение психических процессов, с одной стороны, и реализующих эти процессы физиологических механизмов – с другой, различение, без которого, разумеется, нельзя решить и проблемы соотношения и связи между ними; сложилась вместе с тем и система объективных психологических методов, в частности методов пограничных, психолого-физиологических исследований. Благодаря этому конкретное изучение природы и механизмов психических процессов вышло далеко за пределы, ограниченные естественнонаучными представлениями о деятельности органа психики - мозга. Конечно, это вовсе не значит, что все теоретические вопросы, относящиеся к проблеме психологического и физиологического, нашли свое решение. Можно говорить лишь о том, что произошло серьезное продвижение в этом направлении. Вместе с тем встали новые сложные теоретические проблемы. Одна из них была поставлена развитием кибернетического подхода к изучению процессов отражения. Под влиянием кибернетики в центре внимания оказался анализ регулирования состояний живых систем посредством управляющей ими информации. Этим был сделан новый шаг по уже наметившемуся пути изучения взаимодействия живых организмов со средой, которое выступило теперь с новой стороны - со стороны передачи, переработки и хранения информации. Вместе с тем произошло теоретическое сближение подходов к качественно разным управляющимся и самоуправляющимся объектам - неживым системам, животным и человеку. Само понятие информации (одно из фундаментальных для кибернетики) хотя и пришло их техники связи, но является по своему, так сказать, происхождению человеческим, физиологическим и даже психологическим: ведь все началось с изучения передачи по техническим каналам семантической информации от человека к человеку.

Как известно, кибернетический подход с самого начала имплицитно расп-ространялся и на психическую деятельность. Очень скоро его необходимость выступила и в самой психологии, особенно наглядным образом - в инженерной психологии, исследующей систему "человек-машина", которая рассматривается как частный случай систем управления. Сейчас понятия типа "обратная связь", "регулирование", "информация", "модель" и т.д. стали широко использоваться и в таких ветвях психологии, которые не связаны с необходимостью применять формальные языки, способные описывать процессы управления, протекающие в любых системах, в том числе технических.

Если внесение в психологию нейрофизиологических понятий опиралось на положение о психике как функции мозга, то распространение в ней кибернетического подхода имеет иное научное оправдание. Ведь психология - это конкретная наука о возникновении и развитии отражения человеком реальности, которое происходит в его деятельности и которое, опосредствуя ее, выполняет в ней реальную роль. Со своей стороны кибернетика, изучая процессы внутрисистемных и межсистемных взаимодействий в понятиях информации и подобия, позволяет ввести в изучение процессов отражения количественные методы и этим обогащает учение об отражении как общем свойстве материи. На это неоднократно указывалось в нашей философской литературе, так же как и на то, что результаты кибернетики имеют существенное значение для психологических исследований37.

Значение кибернетики, взятой с этой ее стороны, для изучения механизмов чувственного отражения представляется бесспорным. Нельзя, однако, забывать, что общая кибернетика, давая описания процессов регулирования, отвлекается от их конкретной природы. Поэтому применительно к каждой специальной области возникает вопрос о ее адекватном применении. Известно, например, насколько сложным является этот вопрос, когда речь идет о социальных процессах. Сложным он является и для психологии. Ведь кибернетический подход в психологии, конечно, заключается не в том, чтобы просто заменять психологические термины кибернетическими; такая замена столь же бесплодна, как и делавшаяся в свое время попытка заменить психологические термины физиологическими. Тем менее допустимо механически включать в психологию отдельные положения и теоремы кибернетики.

Среди проблем, которые возникают в психологии в связи с развитием кибернетического подхода, особенно важное конкретно-научное и методологическое значение имеет проблема чувственного образа и модели. Несмотря на то, что этой проблеме посвящено немало работ философов, физиологов, психологов и кибернетиков, она заслуживает дальнейшего теоретического анализа - в свете учения о чувственном образе как субъективном отражении мира в сознании человека.

Как известно, понятие модели получило самое широкое распространение и употребляется в очень разных значениях. Однако для дальнейшего рассмотрения нашей проблемы мы можем принять самое простое и грубое, так сказать, его определение. Мы будем называть моделью такую систему (множество), элементы которой находятся в отношении подобия (гомоморфизма, изоморфизма) к элементам некоторой другой (моделируемой) системы. Совершенно очевидно, что под такое широкое определение модели попадает, в частности, и чувственный образ. Проблема, однако, заключается не в том, можно ли подходить к психическому образу как к модели, а в том, схватывает ли этот подход его существенные, специфические особенности, его природу.

Теория отражения рассматривает чувственные образы в сознании человека как отпечатки, снимки независимо существующей реальности. В этом и состоит то, что сближает психическое отражение с "родственными" ему формами отражения, свойственными также и материи, не обладающей "ясно выраженной способностью ощущения". Но это образует лишь одну сторону характеристики психического отражения; другая сторона состоит в том, что психическое отражение, в отличие от зеркального и других форм пассивного отражения, является субъективным, а это значит, что оно является не пассивным, не мертвенным, а активным, что в его определение входит человеческая жизнь, практика и что оно характеризуется движением постоянного переливания объективного в субъективное.

Эти положения, имеющие прежде всего гносеологический смысл, являются вместе с тем исходными и для конкретно-научного психологического исследования. Именно на психологическом уровне возникает проблема специфических особенностей тех форм отражения, которые выражаются в наличии у человека субъективных - чувственных и мысленных - образов реальности.

Положение о том, что психическое отражение реальности есть ее субъективный образ, означает принадлежность образа реальному субъекту жизни. Но понятие субъективности образа в смысле его принадлежности субъекту жизни включает в себя указание на его активность. С

Мы всерьез не говорим о личности даже и двухлетнего ребенка, хотя он проявляет не только свои генотипические особенности, но и великое множество особенностей, приобретенных под воздействием социального окружения; кстати сказать, это обстоятельство лишний раз свидетельствует против понимания личности как продукта перекрещивания биологического и социального факторов. Любопытно, наконец, что в психопато­логии описываются случаи раздвоения личности, и это отнюдь не фигуральное только выражение; но никакой патологический процесс не может привести к раздвоению индивида: раздвоенный, «разде­ленный» индивид есть бессмыслица, противоречие в терминах.

Понятие личности, так же как и понятие индивида, выражает.целостность субъекта жизни; личность не состоит из кусочков, это не «полипняк». Но личность представляет собой целостное образование особого рода. Личность не есть целостйость, обуслов­ленная генотипически: личностью не родятся, личностью ста­новятся...

Личность есть относительно поздний продукт общественно-исторического и онтогенетического развития человека.

Формирование личности есть процесс sui generis, прямо не совпадающий с процессом прижизненного изменения природных свойств индивида в ходе его приспособления к внешней среде. Человек как природное существо есть индивид, обладающий той или иной физической конституцией, типом нервной системы, тем­пераментом, динамическими силами биологических потребностей, эффективности и многими другими чертами, которые в ходе онто­генетического развития частью развертываются, а частью подавля­ются, словом, многообразно меняются. Однако не изменения этих врожденных свойств человека порождают его личность.

Личность есть специальное человеческое образование, которое так же не может быть выведено из его приспособительной деятель­ности, как не могут быть выведены из нее его сознание или его человеческие потребности, как и сознание человека, так и его потребности (Маркс говорит: производство сознания, производство потребностей), личность человека тоже «производится» - создает­ся общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей деятельности. То обстоятельство, что при этом трансформи­руются, меняются и некоторые его особенности как индивида, составляет не причину, а следствие формирования его личности.

Выразим это иначе: особенности, характеризующие одно един­ство (индивида), не просто переходят в особенности другого единства, другого образования (личности), так что первые уничто­жаются; они сохраняются, но именно как особенности индивида. Так, особенности высшей нервной деятельности индивида не стано­вятся особенностями его личности и не определяют ее. Хотя функ­ционирование нервной системы составляет, конечно, необходимую предпосылку развития личности, но ее тип вовсе не является тем «скелетом», на котором она «надстраивается». Сила или слабость нервных процессов, уравновешенность их и т. д. проявляют себя лишь на уровне механизмов, посредством которых реализуется система отношений индивида с миром. Это и определяет неодно­значность их роли в формировании личности.

Чтобы подчеркнуть сказанное, я позволю себе некоторое от­ступление. Когда речь заходит о личности, мы привычно ассоци­ируем ее психологическую характеристику с ближайшим, так ска­зать, субстратом психики - центральными нервными процессами. Представим себе, однако, следующий случай: у ребенка врожден­ный вывих тазобедренного сустава, обрекающий его на хромоту. Подобная грубо анатомическая исключительность очень далека от того класса особенностей, которые входят в перечни особенно­стей личности (в так называемую их «структуру»), тем не менее ее значение для формирования личности несопоставимо больше, чем, скажем, слабый тип нервной системы. Подумать только, сверстники гоняют во дворе мяч, а хромающий мальчик - в сто­ронке; потом, когда он становится постарше и приходит время танцев, ему не остается ничего другого, как «подпирать стенку». Как сложится в этих условиях его личность? Этого невозможно предсказать, невозможно именно потому, что даже столь грубая исключительность индивида однозначно не определяет формиро­вания его как личности. Сама по себе она не способна породить, скажем, комплекса неполноценности, замкнутости или, напротив, доброжелательной внимательности к людям и вообще никаких собственно психологических особенностей человека как личности. Парадокс в том, что предпосылки развития личности по самому существу своему безличны.

Личность как индивид есть продукт интеграции процессов, осуществляющих жизненные отношения субъекта. Существует, однако, фундаментальное отличие того особого образования, ко­торое мы называем личностью. Оно определяется природой самих порождающих его отношений это специфические для. человека общественные отношения, в которые он вступает в своей предмет­ной деятельности. Как мы уже видели, при "всем многообразии ее видов и форм, все они характеризуются общностью своего внутрен­него строения и предполагают сознательное их регулирование, т. е. наличие сознания, а на известных этапах развития также и само­сознания субъекта.

Так же как и сами эти деятельности, процесс их объединения - возникновения, развития и распада связей между ними - есть процесс особого рода, подчиненный особым закономерностям.

Изучение процесса объединения, связывания деятельностей субъекта, в результате которого формируется его личность, пред­ставляет собой капитальную задачу психологического исследо­вания... Задача эта требует анализа предметной деятельности субъекта, всегда, конечно, опосредствованной процессами созна­ния, которые и «сшивают» отдельные деятельности между собой.

Субъект, вступая в обществе в новую систему отношений, обретает также новые - системные - качества, которые только и образуют действительную характеристику личности: психологиче­скую, когда субъект рассматривается в системе деятельностей, осуществляющих его жизнь в обществе, социальную, когда мы рассматриваем его в системе объективных отношений общества как их «персонификацию» 2 .

Здесь мы подходим к главной методологической проблеме, которая кроется за различием понятий «индивид» и «личность». Речь идет о проблеме двойственности качеств социальных объектов, порождаемых двойственностью объективных отношений, в которых они существуют. Как известно, открытие этой двойственности при­надлежит Марксу, показавшему двойственный характер труда, производимого продукта и, наконец, двойственность самого человека как «субъекта природы» и «субъекта общества» 3 .

Для научной психологии личности это фундаментальное мето­дологическое открытие имеет решающее значение. Оно радикально меняет понимание ее предмета и разрушает укоренившиеся в ней схемы, в которые включаются такие разнородные черты или «подструктуры», как, например, моральные качества, знания, навы­ки и привычки, формы психического отражения и?емперамент. Источником подобных «схем личности» является представление о развитии личности как о результате наслаивания прижизненных приобретений на некий предсуществующий метапсихологический базис. Но как раз с этой точки зрения личность как специфиче­ски человеческое образование вообще не может быть понята.

Действительный путь исследования личности заключается в изучении тех трансформаций субъекта (или, говоря языком Л. Сэва, «фундаментальных переворачиваний»), которые создаются само­движением его деятельности в системе общественных отношений 4 . На этом пути мы, однако, с самого начала сталкиваемся с необ­ходимостью переосмыслить некоторые общие теоретические поло­жения.

Одно из них, от которого зависит исходная постановка пробле­мы личности, возвращает нас к уже упомянутому положению о том, что внешние условия действуют через внутренние, «Положе­ние, согласно которому внешние воздействия связаны со своим психическим эффектов опосредствованно через личность, является тем центром, исходя из которого определяется теоретический подход ко всем проблемам психологии личности...» 5 . То, что внеш­нее действует через внутреннее, верно, и к тому же безоговорочно верно, для случаев, когда мы рассматриваем эффект того или иного воздействия. Другое дело, если видеть в этом положении ключ к пониманию внутреннего как личности. Автор поясняет, что это внутреннее само зависит от предшествующих внешних воздействий.

* Маркс К.., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 244; т. 46, ч. I, с. 505. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 50; т. 46, ч. I, с 89- т 46 ч. II, с. 19,

4 Сэв Л. Марксизм и теория личности. М., 1972, с. 413.

5 Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М.,1959, с. 118,

Но этим возникновение личности как особой целостности, прямо не совпадающей с целостностью индивида, еще не раскрывается, и поэтому по-прежнему остается возможность понимания личности лишь как обогащенного предшествующим опытом индивида.

Мне представляется, что для того, чтобы найти подход к пробле­ме, следует с самого начала обернуть исходный тезис: внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет. Положение это имеет совершенно реальный смысл. Ведь первона­чально субъект жизни вообще выступает лишь как обладающий, если воспользоваться выражением Энгельса, «самостоятельной силой реакции», но эта сила может действовать только через внешнее, в этом внешнем и происходит ее переход из возможности в действительность: ее конкретизация; ее развитие и обогащение - словом, ее преобразования, которые суть преобразования и самого субъекта, ее носителя. Теперь, т. е. в качестве преобразованного субъекта, он и выступает как преломляющий в своих текущих состояниях внешние воздействия.

Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас я не могу считать ее законченной - слишком многое осталось в ней не эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее опубликовать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.

Попытки разобраться в методологических проблемах психологической науки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических ориентирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близорукими.

Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и естественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая необходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздаются голоса, открыто призывающие в психологию "варягов": "придите и княжите нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем теоретическим трудностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное ускорение развития психологических исследований - под прямым давлением требований жизни. В результате противоречие между громадностью фактического материала, скрупулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных лабораториях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического фундамента еще более обострилось. Небрежение и скепсис в отношении общей теории психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для современной американской психологии (и не только для нее!), стали барьером на пути исследования капитальных психологических проблем.

Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью, вызванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и американских направлений произвести в психологии долгожданную теоретическую революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к бочке с порохом; затем стало казаться, что не бихевиоризм, а гештальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психологическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский, "атомистический" анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдизма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая позволяет поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизненной. Другие буржуазно-психологические направления были, пожалуй, менее претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклектической похлебке, которую варят сейчас - каждый на свой манер психологи, ищущие репутации "широких умов".