Идеи Т. Адорно

Теодор Адорно (1903-1969) известен как крупный социолог, участвовав­ший в зарождении и становлении Франкфуртской школы. Родившись в Германии (во Франкфурте-на-Майне), он получил прекрасное музыкаль­ное образование, которое продолжал совершенствовать в Вене. Адорно
проходил обучение музыкальной композиции у одного из самых известных композиторов XX в. и основателей музыкального авангарда А. Шенберга. В молодые годы он проявил большой интерес к теоретическим занятиям философией, эстетикой, художественной и особенно музыкальной культу­
рой. Именно в этих областях науки он стал главным теоретиком Франк­фуртской школы. .

Особенно велики его достижения в области социологии музыки, где бы­ли написаны одни из первых и наиболее глубоких работ («Философия но­вой музыки», «Введение в социологию музыки» и др.). Благодаря активным занятиям в сфере музыкального искусства и критическим выступлениям в печати с анализом его произведений Адорно приобрел славу одного из веду­щих теоретиков музыки и музыкальных критиков Германии.

Защитив докторскую диссертацию, он готов был вести преподаватель­скую деятельность. Но приход Гитлера к власти круто изменил его судьбу, равно как и многих ученых-обществоведов, тем более людей еврейской на­циональности. Адорно был вынужден уехать из Германии. Сначала он ока­зался в Великобритании, а через четыре года - в США. В этой стране он вначале участвовал в проведении исследований в сфере музыкального ис­кусства на радио в рамках знаменитого проекта, которым руководил П. Ла-зарсфельд; Однако маркетинговая концепция проекта противоречила тео­ретическим установкам самого Адорно, и он, выйдя из проекта, переезжает в Калифорнийский университет, где работает вместе с М. Хоркхайм^ером.

После войны социолог возвращается во Франкфурт-на-Майне, где в университете имени Гёте ведет активную работу. Он участвует в ряде тео­ретических дискуссий (с К. Поппером, неопозитивистами, сторонниками реформы высшего образования ФРГ и др.) и, конечно же, принимает близ­ко к сердцу движение «новых левых». Критицизм этого движения оказыва­ется созвучным многим идеям Адорно, часть которых движение восприня­ло и сделало «своими», Сам социолог поддержал это движение на его первом этапе, однако постарался «откреститься» от него на втором этапе, когда оно стало откровенно нигилистическим и экстремистским. Студен­ческая молодежь отшатнулась от него, но в леворадикальной критической социологии его авторитет продолжал оставаться высоким еще долгое вре­мя после смерти, наступившей внезапно от сердечного приступа в августе 1969 г. Поэтому тезис о том, что он принял движение «новых левых» близ­ко к сердцу, можно толковать не только фигурально, но и буквально.

Социологическая проблематика нашла свое отражение в ряде круп­ных работ Адорно, в первую очередь в «Диалектике просвещения» (напи­санной совместно с Хоркхаймером и опубликованной в 1947 г.). В этой работе содержится, по существу, программное изложение неомарксизма, его социально-философских и социологических идей. Центральное место занимает в ней рассмотрение проблемы отчуждения как сквозной для всей капиталистической истории Запада Этот исторический процесс рас­сматривается как постепенная утрата человеком своей индивидуальной свободы в условиях усиливающегося безумия буржуазного общества. По­следнее Адорно характеризует как «неудавшуюся цивилизацию», отлича­ющуюся признаками «фашизоидности» (независимо от того, существуют ли в странах позднего капитализма фашистские режимы или нет).

Вслед за «Диалектикой просвещения» в 1950 г. выходит коллективный труд, выполненный при участии и под руководством Адорно, - «Автори­тарная личность». Эта работа создавалась на материалах конкретно-соци­ологических исследований, в основу которых была положена концепция авторитарной личности Фромма. Авторитарная личность рассматривав лась как один из наиболее характерных типов личности в условиях капи­талистического общества, а ее свойства и признаки анализировались с по­зиций их антигуманной направленности.

Одна из значительных сторон социологического творчества Адорно - его работы в области социологии музыки. Помимо названных выше, сле­дует упомянуть два труда, опубликованных друг за другом и повлиявших на развитие этой отрасли социологической знания, - «Призмы/Критика культуры и общество» (1955) и «ДиссонайсыГМузыка в управляемом ми­ре» (1956), В анализе музыки как социального явления проводится край­не важная идея о том, что определенные в^ды музыки можно рассматри­вать как моделирование процесса отчуждения (обесчеловечивания) человека, происходящего в условиях позднего капитализма. Как и анали­зу общества и его теорий, трактовке Социологом музыки также присущ критический характер. Процесс «подавления» личности «общественной тотальностью» в виде определенной музыки является одной из тем соци­ологии Адорно.

Критический характер его теоретических построений проявился наи­более ярко в «Негативной диалектике» (1966). Название книги отражает не столько название концепции, сколько ее характер» установку автора на критическое переосмысление диалектики как Гегеля, так и ряда мыслите­лей XX в. Под «негативной диалектикой» следует понимать критику тра­диционных понятий и категорий диалектики, абсолютизацию ее отрица­ющей функции, т.е. принципа негативности - в противоположность диалектическому принципу, согласно которому главное - не отрицание, а утверждение, использующее лишь в качестве одного из своих моментов отрицание.

Строго говоря, «негативная диалектика» была «изобретением» не только Адорно, но и всей Франкфуртской школы. При этом она не вы­ступала самоцелью и создавалась не ради исключительно формально-ло­гических упражнений с понятиями и категориями. Наиболее значимым было ее применение к отрицанию существовавших социально-экономи­ческих, культурных и духовно-идеологических реалий. Как отмечают ис­следователи творчества Франкфуртской школы в целом и Адорно в ча­стности, наиболее характерная черта этой диалектики - вульгарный социологизм. Такова точка зрения известного отечественного историка социологии Ю.Н. Давыдова. Характеризуя взгляды Адорно, он пишет: «Поскольку критика "угнетательского и эксплуататорского разума" в не­гативной диалектике... осуществляется главным образом посредством редукции логико-гносеологических понятий к определенным общест­венно-экономическим реалиям, характерная черта этой программы "кри­тического переосмысления" диалектики - вульгарный социологизм» {История теоретической социологии. 1998. С. 525]. Эта черта негативной диалектики, по существу, базировалась на изначальном признании фак­та эксплуатации человека человеком, его Подавления и угнетения.

Теодор Адорно (Theodor Ludwig Wiesengrund Adorno). Родился 11 сентября 1903 года во Франкфурте (Германия) - умер 6 августа 1969 года в Сьоне (Швейцария). Немецкий философ, социолог, композитор и теоретик музыки.

Был членом франкфуртской социологической школы вместе с Максом Хоркхаймером (Max Horkheimer), Гербертом Маркузе (Herbert Marcuse) и Юргеном Хабермасом (Jürgen Habermas). В период с 1937-го по 1941-й был музыкальным режиссером Radio Project.

Родился Теодор Людвиг Адорно Визенгрунд (Theodor Ludwig Adorno Wiesengrund) в Франкфурте (Frankfurt); был он единственным сыном богатого виноторговца Оскара Александра Визенгрунда (Oscar Alexander Wiesengrund) и певицы Марии Барбары (Maria Barbara), урожденной Кальвелли-Адорно (Calvelli-Adorno). Вторую половину девичьей фамилии матери Теодор использовал в качестве новой фамилии уже в 30-х, когда стал натурализованным американцем.

Не в последнюю очередь на формирование юного Теодора повлияла жившая в доме его родителей тетушка Агата (Agathe). Уже в детстве Адорно начал учиться играть на фортепиано. В гимназии имени кайзера Вильгельма (Kaiser-Wilhelm-Gymnasium) Теодор учился до 17 лет; окончил гимназию он лучшим учеником класса. В свободное время Адорно брал уроки композиторского дела и изучал труды Иммануила Канта (Immanuel Kant) - вроде "Критики чистого разума" (Critique of Pure Reason). Позже Теодор признавался, что "Критика" дала ему больше, чем все годы формального обучения.

В Франкфуртском Университете (University of Frankfurt) Адорно изучал философию, музыковедение, психологию и социологию; окончил университет он в 1924-м. Кстати, именно в стенах университета Теодор познакомился с несколькими своими будущими сподвижниками - вроде Макса Хоркхаймера и Вальтера Беньямина (Walter Benjamin).

Еще студентом Адорно пробовал писать критические музыкальные статьи; куда больше, впрочем, его влекла профессия композитора.

В январе 1925-го Теодор начал изучать композиторское дело в Вене (Vienna). Не без участия Арнольда Шёнберга (Arnold Schoenberg) Адорно заинтересовался абсолютно революционными на тот момент атональными построениями; увы, слушателям экспериментальная музыка пришлась не особо по вкусу. Теодор разочаровался в музыке и вернулся к критике и социологии.

Из Вены Теодор вернулся во Франкфурт - и испытал очередное разочарование, на сей раз - связанное с научной деятельностью. Его научный руководитель Ганс Корнелиус (Hans Cornelius) убедил его сменить тему начатой диссертации; в итоге право читать лекции Адорно получил на три года позже, чем планировалось. Некоторое время Теодор успешно выступал с лекциями, однако в 1933-м его, как и всех профессоров не-арийского происхождения, лишили лицензии пришедшие к власти нацисты.

Первый раз в Нью-Йорке Адорно побывал в 1937-м; в Америке Теодору понравилось, и он решил сюда перебраться. Обосноваться в Америке Адорно помог контракт с Институтом социальных исследований (Institute for Social Research); позже Теодор связался еще и с Колумбийским Университетом, а еще позже - с Radio Project. Последний контракт истек в 1941-м; к тому времени Адорно уже работал в паре с Хоркхаймером. Вместе они перебрались в Лос-Анджелес (Los Angeles).

После 1945-го Теодор окончательно прекратил писать музыку. Некоторое время он занимался разработкой "новой музыкальной философии", однако и это занятие постепенно угасло.

В 1947-м Адорно написал эссе "Вагнер, Ницше и Гитлер" (Wagner, Nietzsche and Hitler), ставшее первой работой из длинной серии трудов, посвященных психологии фашизма. Одна из этих работ, "Авторитарная личность" (The Authoritarian Personality), помогла создать новую теорию "качественной интерпретации" (qualitative interpretations). С помощью этой теории опытные психологи могли определить авторитарную личность серией косвенных вопросов. Работа Теодора оказала большое влияние на развитие социологии; по сей день вокруг неё кипит множество споров.

В 1951-м Адорно развил свои идеи в эссе Freudian Theory and the Pattern of Fascist Propaganda.

После войны Адорно, изрядно соскучившийся по родине, вернулся в Германию. Не без помощи Хоркхаймера он получил пост профессора во Франкфурте; наряду с научной деятельностью, он активно и небезуспешно занимался чисто административными вопросами.

Во второй половине 60-х в университетах Германии началось в высшей степени беспокойное время - студенты принимали участие в работе оппозиционной партии и нередко конфликтовали с властями. В центре этого конфликта оказался и сам Адорно. В конечном итоге Теодор решил на некоторое время покинуть страну и отправился с женой в отпуск в Швейцарию. Несмотря на предупреждения врачей, Адорно попытался взобраться на 3000-метровую гору; это необдуманное решение сильно ударило по его сердцу. 6-го августа 1969-го Теодор Адорно скончался от сердечного приступа.

Теодор Людвиг Визенгрунд Адорно (нем. Theodor Ludwig Wiesengrund Adorno; 11 сентября 1903, Франкфурт-на-Майне, Германская империя, - 6 августа 1969, Висп, Швейцария) - немецкий философ, социолог, композитор и теоретик музыки. Представитель Франкфуртской критической школы.

Биография

Теодор Адорно родился в обеспеченной буржуазной семье еврейского и корсиканского происхождения. Семья его отца, Оскара Александра Визенгрунда (1870-1946), переселилась во Франкфурт из городка Деттельбах во Франконии в конце XIX века и занималась виноторговлей. Торговую фирму Визенгрунд в Деттельбахе основал его отец Бериц Давид (впоследствии Визенгрунд) в 1822 году. Оскар Александр Визенгрунд значительно расширил фирму, экспортировал вино в Великобританию и Соединённые Штаты, и открыл филиал компании в Лейпциге. Мать Адорно, Мария Кальвелли-Адорно делла Пиана (1865-1952), была певицей и преданной католичкой. Её отец, уроженец южной корсиканской коммуны Афа Жан Франсуа Кальвелли (впоследствии Кальвелли делла Пиана), поселившись после женитьбы во Франкфурте, работал учителем фехтования.

С 1913 по 1921 год Теодор Адорно, слывший в детстве вундеркиндом, учился в гимназии имени кайзера Вильгельма, которую окончил экстерном. Гимназистом он также поступил в местную консерваторию. В 15 лет сдружился с журналистом Зигфридом Кракауэром, ставшим его интеллектуальным наставником (несколько лет подряд они вместе по субботам читали «Критику чистого разума» Канта). Хотя Адорно никогда прямо не участвовал в политической жизни - в отличие, например, от своего коллеги по Франкфуртской школе Герберта Маркузе, бывшего депутатом Совета в дни Ноябрьской революции, - революционный настрой времени не обошёл его стороной. В последнем классе Адорно познакомился с книгами Дьёрдя Лукача и Эрнста Блоха, оказавшими на него большое впечатление.

В 1921 году Адорно поступил во Франкфуртский университет имени Иоганна Вольфганга Гёте, где изучал философию, музыковедение, психологию и социологию. Его научным руководителем стал неокантианец Ганс Корнелиус, один из основоположников гештальтпсихологии; на его семинаре он и познакомился со своим ближайшим товарищем Максом Хоркхаймером. В конце 1924 года он защитил диссертацию, посвящённую феноменологии Эдмунда Гуссерля.

В 1925 году он поселился в Вене, где изучал композицию у Альбана Берга, с которым познакомился годом раньше во Франкфурте, и брал уроки игры на фортепиано у Эдуарда Штойермана. Однако уже в 1926 году, разочаровавшись в иррационализме Венского музыкального кружка, вернулся во Франкфурт, где работал над диссертацией о мысли Имманиуила Канта и Зигмунда Фрейда («Концепция бессознательного в трансцендентной теории разума»), которая так и не была принята. С 1928 года примкнул к возглавляемому Максом Хоркхаймером Институту социальных исследований, на базе которого сформировалась «Франкфуртская школа» неомарксизма (формальным сотрудником стал числиться с 1938 года), а также публиковал статьи в издаваемом там «Журнале социальных исследований».

С начала 1920-х годов Адорно выступал в печати как музыкальный критик (свою первую критическую статью «Экспрессионизм и художественная правдивость» опубликовал уже в 17-летнем возрасте). С 1921 по 1932 год всего вышло порядка сотни музыковедческих статей Адорно (в 1928-1931 годах выступал также как редактор венского авангардистского музыкального журнала «Der Anbruch»), тогда как его первой собственно философской публикацией стала лишь габилитационная диссертация 1930 года «Конструкция эстетического у Кьеркегора», написанная под руководством теолога-экзистенциалиста и христианского социалиста Пауля Тиллиха.

По возвращении во Франкфурт Адорно преподавал в университете. Свою вступительную лекцию в качестве приват-доцента, тема которой была обозначена как «Актуальность философии», прочёл в мае 1931 года.

Приход нацистов к власти застал его врасплох: в отличие от своих товарищей, тоже евреев левых взглядов, он не выехал из страны сразу, а решил выжидать, но уже в сентябре 1933 года как «неариец» был лишен права на преподавание. Это заставило его в 1934 году эмигрировать в Великобританию, а затем, в 1938 году, в Соединённые Штаты, куда его пригласил Хоркхаймер, сделав штатным сотрудником своего института. В 1938-1941 годах Адорно работал в Нью-Йорке директором научно-исследовательского проекта радиовещательной компании, а в 1941-1948 годах - содиректором исследовательского проекта Калифорнийского университета в Беркли. Со своим коллективом (Эльза Френкель-Брюнсвик, Дэниел Левинсон, Невит Сэнфорд) итоги этого исследования изложил в книге «Авторитарная личность» (1950).

Теодо́р Лю́двиг Визенгрунд Адо́рно (нем. Theodor Ludwig Wiesengrund Adorno ; 11 сентября , Франкфурт-на-Майне , Германская империя , - 6 августа , Висп , Швейцария) - немецкий философ , социолог , композитор и теоретик музыки . Представитель Франкфуртской критической школы .

Биография

Теодор Адорно родился в обеспеченной буржуазной семье еврейского и корсиканского происхождения. Семья его отца, Оскара Александра Визенгрунда (1870-1946), переселилась во Франкфурт из городка Деттельбах во Франконии в конце XIX века и занималась виноторговлей. Торговую фирму Визенгрунд в Деттельбахе основал его отец Бериц Давид (впоследствии Визенгрунд) в 1822 году . Оскар Александр Визенгрунд значительно расширил фирму, эскпортировал вино в Великобританию и Соединённые Штаты , и открыл филиал компании в Лейпциге . Мать Адорно, Мария Кальвелли-Адорно делла Пиана (1865-1952), была певицей и преданной католичкой. Её отец, уроженец южной корсиканской коммуны Афа Жан Франсуа Кальвелли (впоследствии Кальвелли делла Пиана), поселившись после женитьбы во Франкфурте, работал учителем фехтования .

С 1913 по 1921 год Теодор Адорно, слывший в детстве вундеркиндом , учился в гимназии имени кайзера Вильгельма, которую окончил экстерном. Гимназистом он также поступил в местную консерваторию. В 15 лет сдружился с журналистом Зигфридом Кракауэром , ставшим его интеллектуальным наставником (несколько лет подряд они вместе по субботам читали «Критику чистого разума» Канта). Хотя Адорно никогда прямо не участвовал в политической жизни - в отличие, например, от своего коллеги по Франкфуртской школе Герберта Маркузе , бывшего депутатом Совета в дни Ноябрьской революции, - революционный настрой времени не обошёл его стороной. В последнем классе Адорно познакомился с книгами Дьёрдя Лукача и Эрнста Блоха , оказавшими на него большое впечатление.

В 1921 году Адорно поступил во Франкфуртский университет имени Иоганна Вольфганга Гёте , где изучал философию, музыковедение, психологию и социологию. Его научным руководителем стал неокантианец Ганс Корнелиус , один из основоположников гештальтпсихологии; на его семинаре он и познакомился со своим ближайшим товарищем Максом Хоркхаймером . В конце 1924 года он защитил диссертацию, посвящённую феноменологии Эдмунда Гуссерля .

В 1925 году он поселился в Вене, где изучал композицию у Альбана Берга , с которым познакомился годом раньше во Франкфурте, и брал уроки игры на фортепиано у Эдуарда Штойермана . Однако уже в 1926 году, разочаровавшись в иррационализме Венского музыкального кружка, вернулся во Франкфурт, где работал над диссертацией о мысли Имманиуила Канта и Зигмунда Фрейда («Концепция бессознательного в трансцендентной теории разума»), которая так и не была принята. С 1928 года примкнул к возглавляемому Максом Хоркхаймером Институту социальных исследований, на базе которого сформировалась «Франкфуртская школа» неомарксизма (формальным сотрудником стал числиться с 1938 года), а также публиковал статьи в издаваемом там «Журнале социальных исследований».

С начала 1920-х годов Адорно выступал в печати как музыкальный критик (свою первую критическую статью «Экспрессионизм и художественная правдивость» опубликовал уже в 17-летнем возрасте). С 1921 по 1932 год всего вышло порядка сотни музыковедческих статей Адорно (в 1928-1931 годах выступал также как редактор венского авангардистского музыкального журнала «Der Anbruch»), тогда как его первой собственно философской публикацией стала лишь габилитационная диссертация 1930 года «Конструкция эстетического у Кьеркегора», написанная под руководством теолога-экзистенциалиста и христианского социалиста Пауля Тиллиха .

По возвращении во Франкфурт Адорно преподавал в университете. Свою вступительную лекцию в качестве приват-доцента, тема которой была обозначена как «Актуальность философии», прочёл в мае 1931 года.

Памятник Адорно во Франкфурте-на-Майне

В 2003 к юбилею Теодора Адорно недалеко от университета во Франкфурте-на-Майне , где многие годы проходила преподавательская и научная деятельность философа, на площади его имени был установлен памятник - авторская работа русского художника Вадима Захарова , выигравшего перед этим международный конкурс на сооружение мемориала Теодора Адорно.

Памятник представляет собой стеклянный куб правильной формы на паркетной основе, внутри которого находятся рабочий стол и кресло философа. На столе - безмолвно стучащий метроном, подпирающий первое издание «Негативной диалектики». А ещё три странички, две рукописные и одна официальная, напоминающая какой-то документ, возможно, связанный, с вынужденным бегством Адорно из фашистской Германии. Две другие страницы - рукописи: фрагменты музыкального произведения Адорно-композитора и корректура философского текста. А ещё на столе стоит старого образца лампа светлого стекла, которая зажигается по вечерам.

На фундаменте вокруг памятника, на уровне земли, названия основных трактатов Адорно («Minima Moralia», «Философия новой музыки», «Негативная диалектика», «Эстетическая теория»), а дальше, по странной спирали, знаменитые афоризмы философа.

Одна из стеклянных поверхностей памятника, обращенная к Франкфуртскому университету, уже в дни сентябрьского юбилея 2003 года была разбита камнем, и по прозрачной плоскости прошла трещина.

В настоящее время памятник восстановлен в первоначальном виде.

Сочинения

• Хоркхаймер Макс, Адорно Теодор В. . - М .: Медиум, 1997. - 310 с. - ISBN 5-85691-051-6 ..

• Адорно Теодор В. . - М .: Университетская книга, 1999. - 445 с. - (Культурология. XX век). - ISBN 5-7914-0041-1 ..

• Адорно Теодор В. : Пер. с нем; [пер. с нем. М. Л. Хорькова]. - М. : Республика, 2000. - 238 с - (Библиотека этической мысли). - ISBN 5-250-02744-X .
• Беньямин В., Адорно Т. Из переписки с Теодором В. Адорно // Беньямин В. Франц Кафка = Franz Kafka / Пер. М. Рудницкого. - М.: Ad Marginem, 2000. - 320 с - (Философия по краям.) - ISBN 5-93321-015-3 .
• Адорно Теодор В. = Ästhetische Theorie / Пер. с нем.. - М .: Республика, 2001. - 526 с. - (Философия искусства). - ISBN 5-250-01806-8 ..

• Адорно Теодор. . - М .: Серебряные нити, 2001. - 416 с.

• Адорно Теодор В. : пер. с нем. - М. : Логос, 2001. - 343 с - (Сигма). - ISBN 5-8163-0013-X .
• Адорно Теодор. . - М .: Научный мир, 2003.

• Адорно, Т. / Перевод с нем. и прим. И. Болдырева // Синий диван. - 2006. - Выпуск VIII.
• Адорно Теодор В. Негативная диалектика: Пер. с нем. - М .: Академический проект, 2011. - 538 с. - (Философские технологии). - ISBN 978-5-8291-1250-9 ..

• Адорно Теодор. // Вопросы философии , 1992, № 10.
• Adorno T. W. . Mahler: Eine musikalische Physiognomik

Напишите отзыв о статье "Адорно, Теодор"

Примечания

Литература

• Давыдов Ю. Н. Критика социально-философских воззрений Франкфуртской школы. - М., 1997.
• Когава Т. Стратегия бездействия по Адорно // Взгляд с Востока = The look from the East / Информ.-исслед. центр «МедиаАртЛаб»; Рос. ин-т культурологии; Глав. ред. А. Исаев; Ред. и сост. О. Шишко. - М., 2000. - 288 с. - (Медиа сознание. Медиа культура. Медиа технология.)
• Малахов В. // Иностранная литература. - 1998. - № 12 .
• Рыков А. В. Теодор Адорно как теоретик искусства // Вестн. С.-Петерб. гос. ун-та. Сер. 2. Вып. 4. 2007. C. 287-294.
• Уваров М. С. Алексей Лосев и Теодор Адорно: два образа метафизики искусства // Метафизика искусства. Мировая и петербургская традиции реалистической философии: Материалы межд. конференций. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. филос. об-ва, 2004. - С. 6-13.

Ссылки

• - статья в Новой философской энциклопедии
• в «Журнальном зале »

Биография

• . - Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002.

Отрывок, характеризующий Адорно, Теодор

Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu"il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l"Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l"Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l"Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l"Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.

Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l"imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd"hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m"avez fait l"honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l"eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c"est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu"elle s"y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l"encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l"horloger n"a pas la faculte de l"ouvrir, il ne peut la manier qu"a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.

Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.

Боже правый, до такого не додумалась даже брежневская пропаганда во времена самых неистовых газетных нападок на "Битлз"!
А я такой курьёз пропустил, хоть и смакуют его на просторах Интернета уже не первый год... Собственно, не беда, что пропустил, но после того как наткнулся в Интернете на нижеследующее, сижу и ломаю голову: что заставляет людей верить в подобное ?

"...Феномен «Битлз» не был спонтанным молодежным бунтом против старой социальной системы. Наоборот, это был тщательно разработанный неуловимыми заговорщиками план ввода чрезвычайно разрушительного элемента в большую целевую группу населения, сознание которой планировалось изменить против ее воли.

Никто не обратил бы внимания на шутовскую группу из Ливерпуля и на их двенадцати-атональную систему «музыки», если бы пресса не подняла бы вокруг них настоящий ажиотаж. Двенадцати-атональная система состояла из тяжелых повторяющихся звуков, взятых из музыки жрецов культов Диониса и Ваала и подвергнутых «современной» обработке Адорно (Adorno), близким другом королевы Англии и, следовательно, Комитета 300.

Тависток и его Стэнфордский Исследовательский Центр создали специальные слова, которые затем вошли в общее употребление в среде «рок-музыки» и ее любителей. Эти модные ключевые слова создали новую отколовшуюся от социума большую группу молодежи, которую посредством социальной инженерии и обработки заставили поверить, что «Битлз» - это действительно их любимая группа.

Вслед за «Битлз», которых, между прочим, собрал вместе Тавистокский Институт, приехали и другие «Made in England» рок группы, для которых, как и для «Битлз», Тео Адорно писал всю культовую «лирику» и сочинял всю «музыку».

Автор этих строк - Джон Коулмэн (John Coleman) - или Колеман, как его именуют русские переводчики. Кто он такой, можно узнать в Википедии, а русский перевод его книги "Комитет 300. Тайное мировое правительство" (Comittee 300 ) легко найти в Сети. Обсуждать её целиком у меня нет намерения, так как я абсолютно некомпетентен в том, о чём в ней говорится, и не имею ни малейшего понятия ни о Римском клубе, ни о Комитете Трёхсот, ни о том, был ли на самом деле Борис Николаевич Ельцин выходцем из Secret Intelligence Service. Точно так же, как автор книги понятия не имеет ни малейшего понятия о музыке, отчего и написал несусветную ахинею о "Битлз" - о том немногом, что мне всё-таки известно.

Поэтому, будучи далее сдержанным в эпитетах, позволю себе не согласиться с автором, заявляющим, что "Битлз" были собраны вместе британским Тавистокским институтом человеческих отношений, чтобы сыграть ключевую роль в наркотизации и оболванивании американского населения, а музыку и тексты им, как и другим британским рок-музыкантам, посещавшим США, специально для этого писал немецкий левый философ, социолог и музыковед Теодор Адорно...

Первое . Джон Леннон и Пол Маккартни познакомились за семь лет до американских гастролей - 6 июля 1957 года, когда Джону было 16 лет, а Полу едва исполнилось 15. Джон был лидером группы Quarrymen , членом которой тогда же стал Пол. Год спустя Маккартни привёл в Quarrymen пятнадцатилетнего Джорджа Харрисона. Так был создан костяк будущих "Битлз".

Затем в группу влился Стюарт Сатклифф, а спустя некоторое время Пит Бест, заменивший временно игравшего на барабанах Томми Мура. К тому времени группа уже называлась The Silver Beatles.

Групп таких в одном Ливерпуле было что грибов после дождя - одни распадались, другие появлялись, поэтому очень трудно понять, зачем Тавистокскому Институту понадобилось собирать вместе мальчишек, исполнявших до этого со своими друзьями расхожий репертуар, и несколько лет ждать, пока они научатся сносно играть, прежде чем отправить их растлевать Америку. Проще было сразу подобрать профессионалов, приставить к ним Адорно - и дело с концом.

Второе .К моменту американских гастролей "шутовская группа", созданная, по мнению Коулмэна, специально для морального разложения и наркотизации Америки, уже несколько месяцев как была самой популярной в Британии - и не благодаря газетному ажиотажу, а после выпуска двух альбомов, занявших первое место в топе, гастролей по стране и выступления в телепрограмме "Воскресный вечер в "Палладиуме", которую смотрело 27 миллионов человек, после чего и началась битломания. А главное - "Битлз" выступили и перед королевой, что вовсе не вызвало у неё желания тут же принять ЛСД.

Третье . Если отколовшаяся от социума часть англоязычной молодёжи поверила в то, что "Битлз" их любимая группа под влиянием неких ключевых слов, изобретённых Стэнфордским исследовательским центром - чем объяснить любовь к "Битлз" в тех странах, где не говорят по-английски и где огромное число людей начало изучать английский именно для того, чтобы понимать любимую группу?

Четвёртое .Британия не является единственной родиной рок-музыки. Можно лишь утверждать, что предтечей британского рока был "ливерпульский бит", который вдохновлялся, в свою очередь, американским рок-н-роллом, появившимся в середине 50-ых. Ливерпуль - город-порт на западном побережье, куда приходили пароходы из США, на борту которых, среди прочего, непременно было некоторое количество пластинок с записями Билла Хейли, Элвиса Пресли, Литтл Ричарда, Чака Берри, Фэтса Домино, которые затем расходились по всей стране. Их-то, как известно, и заслушивали до дыр будущие герои британского рока. Так что, кто кого "морально разлагал" - большой вопрос.

Пятое .Бывший рыцарь плаща и кинжала, не особо искушённый в музыкальных веяниях, смешал два термина: атональная музыка (atonal music) и додекафония или, как иногда говорят, 12-тоновая система композиции (12-tone system of composition). Вышло "12-атональная музыка" (в оригинале - 12-atonal music). Можно было бы возразить, что это непринципиальная оговорка и что по сути автор прав. В таком случае прошу внимания. Вот здесь, как мне кажется, наиболее понятное определение додекафонии: "С 1915 по 1917 год Арнольд Шёнберг служит в армии. Только в 1919 году он вновь возвращается к творческой работе и пытается придать музыке более современное звучание: разрушает консонансные и диссонансные связи и придает функциям аккордов равное значение. Тем самым он приходит к понятию атональности вместо известной до того времени тонально-гармонической организации музыкального материала, что само по себе явилось великим открытием. ...Вторым открытием Шёнберга был так называемый тематический стиль - рациональный способ работы с мелодией, в которой все 12 тонов хроматической гаммы имеют одинаковое значение (тона звучат в сериях - серийная техника - и обычно не повторяются раньше, чем звукоряд полностью мелодически исчерпает себя). Эта система получила название додекафонии "....

При чём тут Шёнберг, скажете вы, если речь об Теодоре Адорно? А при том, что не Адорно познакомил мир с атональной музыкой, "осовременив" некие жреческие песнопения, а его учитель Шёнберг, которого и называют отцом атональной музыки, хотя сам он считал, что её корни - в европейском Средневековье.

Впрочем, чем говорить, давайте послушаем фрагмент композиции "Лунный Пьеро", которая считается характерным образцом атональной музыки Шёнберга. Потом сравним с "Битлз".

Ну как, похоже на Yesterday ?

Смею предположить, что Джон Коулмэн не только cмешал два упомянутых выше термина, но и перепутал 12-тоновую систему композиции с традиционным 12-тактным блюзом (12-bar blues), который действительно составляет гармоническую основу рок-н-ролла. Наверное, спросил у специалистов, ему ответили, а он не так запомнил. Бывает... Слышал звон...

Шестое . Музыка "Битлз" постоянно находилась в развитии, последовательно впитывая в себя различные влияния и представляя собой гармоничный синтез самых различных музыкальных течений. Блюз и рок-н-ролл, народные песни, индийские раги, джаз - но только не атональная музыка ! С первых дней популярности группа находилась под неусыпным контролем журналистов и поклонников. Едва ли не по часам известно, где кто из "Битлз" был в какой день и с кем общался. Одно неизвестно - какие шпионские спецредства использовал всемирно известный немецкий профессор, чтобы передавать из Франкфурта-на-Майне новые песни так, чтобы никто об этом не узнал. Зато сохранились нотные черновики, варианты текстов, аудиозаписи репетиций, во время которых песни приобретали окончательный вид... К тому же, и музыканты "Битлз", и "Роллинг Стоунз", и "The Who" (также гастролировавшие в Штатах, а стало быть, пользовавшиеся услугами профессора) продолжали писать прекрасные песни и после смерти 66-летнего Адорно в 1969 году - и продолжают писать... Нужно совершенно не понимать, как рождается музыка и поэзия; совершенно не ощущать их живой ткани, чтобы видеть за всем этим злодейский заговор.

Ай да Адорно, ай да сукин сын!

М-да... Хотел я было ограничиться музыкальной темой, но не удержался, заглянул дальше:

Американская молодежь подверглась радикальной революции, даже не осознавая этого, в то время как старшее поколение беспомощно пребывало рядом, будучи не в состоянии установить источник кризиса и, следовательно, неадекватно реагируя на его проявления, которыми были всевозможные наркотики, марихуана, а позднее лизергиновая кислота. «ЛСД» была «как нельзя кстати» предоставлена для них швейцарской фармацевтической компанией SANDOZ, после того как один из ее химиков Альберт Хоффман открыл синтез эрготамина - одного из мощнейших изменяющих сознание наркотиков. Комитет 300 финансировал этот проект через один из своих банков S. C. Warburg, а в Америку наркотик завез философ Олдос Хаксли.

Как нельзя кстати? Странно, что бывший сотрудник спецслужб не знает, что Хоффман открыл ЛСД ещё в 1938 году (Хаксли уже год как переехал в Штаты), впервые описал случайно обнаруженный эффект в 1943 году, а первыми в 60-ые годы активно экспериментировать с ЛСД начали именно американские психиатры, которым предоставила пробы фармацевтическая компания. Пропагандировал его в США профессор Тимоти Лири с соратниками - и только после массового употребления (как и в случае с морфием, который прежде продавался в аптеках как лекарственное средство) стало ясно, что "расширением сознания" дело не ограничивается...

"Белый или белый со слегка сероватым или кремоватым оттенком кристаллический порошок без запаха. Мало растворим в воде и спирте. Усиливает ритмические сокращения матки и повышает ее тонус; по сравнению с эргометрином действует более продолжительно, хотя эффект развивается несколько медленнее. Применяют в акушерско-гинекологической практике в раннем послеродовом периоде при гипо- и атонических кровотечениях, во время и после кесарева сечения, при субинволюции матки после родов и аборта, обильных дисфункциональных маточных кровотечениях и геморрагиях, связанных с миомами матки".

Пусть меня поправят, если я ошибаюсь, но у меня создалось впечатление, что что швейцарская фармацевтическая компания занималась не производством наркотиков по чьему-то заказу, а создавала новые лекарства, в числе которых и был эрготамин, синтезированный в лаборатории в 1961 году. А Джон Коулмэн услышал очередной звон.