Морозов дмитрий анатольевич госдума контакты. Интервью

Говорят, что из нецерковных профессий врачи — ближе всего к Богу. Потому что знают цену жизни и смерти и не раз становились свидетелями чуда. Поэтому некоторые врачи становятся священниками. Другая точка зрения: все, кто связан с медициной,— закоренелые скептики и циники. В их жизни нет места иной вере, кроме веры в силу природы и жизненную энергию человека. Где же истина? Об этом мы поговорили с заведующим кафедрой детской хирургии Саратовского государственного медицинского университета имени В.И. Разумовского, главным детским хирургом Саратовской области, членом Общества православных врачей Саратовской епархии Дмитрием Анатольевичем Морозовым.

Наша встреча состоялась в возглавляемой им клинике детской хирургии Саратовского государственного медицинского университета. На стене в холле — стенд с фотографиями сотрудников кафедры. Перечисление регалий ее заведующего впечатляет: профессор, доктор медицинских наук, директор научно-исследовательского института фундаментальной и клинической уронефрологии СГМУ, автор более 300 научных работ, председатель Саратовского регионального отделения Российской ассоциации детских хирургов, член Российской ассоциации детских хирургов, Европейской Ассоциации детских хирургов (EUPSA), Научного Совета по детской хирургии и Проблемной комиссии «Хирургия новорожденных» Минздравсоцразвития РФ и РАМН. Четырехкратный победитель конкурсной программы Владимира Потанина «Лучший преподаватель вуза», лауреат Национальной премии лучшим врачам России «Призвание», победитель конкурса «Лучший врач года» (2008), обладатель грантов Президента Российской Федерации…

В кабинете у Дмитрия Анатольевича много фотографий, грамот, дипломов, в углу — самурайский меч, подарок от пациента. На книжной полке — икона Димитрия Донского, на стене — деревянное распятие из Иерусалима…

Из неофициальных источников знаю, что хозяин кабинета — поэт и музыкант, хорошо играет на пианино и некоторых других инструментах, владеет английским и французским языками, прекрасно готовит, а еще счастливо женат — его супруга Ольга тоже врач, доцент кафедры патологической физиологии медуниверситета, сейчас пишет докторскую диссертацию. В семье Морозовых растут двое сыновей — близнецы Дмитрий и Кирилл.

Молодой, умный, обаятельный, с его внешностью можно сделать карьеру в Голливуде… Даже трудно себе представить, как он оперирует детей. Об этом лучше спросить у мам его выздоровевших маленьких пациентов. Как правило, они рассказывают, захлебываясь от благодарности. И успокаивают других, зареванных, дежурящих у дверей операционной: «Сам Морозов оперирует!». На языке мам это означает, что все будет в порядке.

Поначалу не верится, что этот вежливый, спокойный человек может быть строгим руководителем, может на кого-то накричать или стукнуть кулаком по столу. Но в разговоре проскальзывают металлические нотки, подсказывающие, что передо мной — жесткий начальник. Об этом свидетельствует бесспорный авторитет у коллег, а студенты и вовсе произносят его фамилию едва ли не шепотом.

— Расскажите немного о том, что повлияло на Ваш жизненный выбор. Как получилось, что Вы стали детским хирургом?

— В детстве я мечтал быть военным. Это неслучайно, потому что отец у меня — военный, инженер-радиоэлектронщик. Всю свою сознательную детскую и подростковую жизнь я готовился к службе в армии. Мечтал попасть в десантные войска. Тем временем моя мама — пианистка — водила меня на занятия в музыкальную школу. Но так получилось, что я стал хирургом. Хотя если посмотреть на эту линию развития, то она напрямую связана с моими детскими мечтами и нисколько им не противоречит. Потому что в основе лежит то, что я называю позицией гражданина. Может быть, слишком сильно сказано, но в моем понимании гражданин — это человек, который соотносит свою жизнь, свои поступки с задачами своей страны, своего народа. На все смотрит сквозь эту призму. Именно поэтому мне всегда казалось, что не надо мусорить, не надо ничего ломать. Потому что все это — наш мир, наша среда обитания. И мое понимание того, что надо жить правильно, идет из семьи, от родителей.

— А врачи в семье были?

— Мой дед — стоматолог, бабушка заведовала аптекой — и на фронте, и в мирное время, дядя — хирург-травматолог. То есть пример перед глазами был. Но решение о том, что я должен стать врачом, а именно — хирургом, принял мой отец. Он так решил, и я с ним согласился. Потому что хирург — это человек средних способностей, но «с руками» — руки у него должны работать правильно. По большому счету, тот, кто может вбить гвоздь, починить что-то, отпилить или приклеить, вполне может стать хирургом.

— Случалось ли, что у Вас руки опускались, и Вы жалели о том, что сделали этот выбор?

— Это очень сложный вопрос. К примеру, если сравнить жизнь хирурга, работающего в Соединенных Штатах Америки, и в России… Их нельзя даже сравнивать! У нас оперирующий хирург, который руководит клиникой, заведует кафедрой, имеет очень много обязанностей. Он несет ответственность не только за здоровье пациентов, но и за свой коллектив, за учебный процесс, за науку, за методическую работу. На нем лежит работа с областью, с регионами. Всем этим хирург в США не занимается вообще. Потому что общество выделяет тех людей, кто блестяще оперирует, и больше ничем их не загружает и не мучает. Благодаря своим знаниям и умениям они находятся на очень высоком уровне. Я достаточно много общаюсь с зарубежными коллегами. Какую нагрузку имеет профессор в европейском университете? Одну часовую лекцию в месяц. А я читаю по две лекции в неделю плюс еще практические занятия и так далее.

Поэтому руки опускаются тогда, когда дел невпроворот, и большая часть этих дел хирургии не касается. Когда понимаешь, что тебя используют не по назначению. И на это уходит время, силы, здоровье. Уходит жизнь.

— Вы бываете довольны собой?

— Не буду скрывать, что наша клиника является одной из лучших в стране. Но я так устроен, что не могу быть этим доволен. Для меня важен не тот уровень, которого мы достигаем, а то, что мы не останавливаемся. Когда я говорю «мы», то, разумеется, имею в виду весь наш коллектив.

Что же касается лично меня, если разделить жизнь на части — ушел в 9.00 в операционную и вышел в 15.00 — то в этот промежуток времени я иногда бываю доволен собой.

— Как строится Ваш рабочий день?

— У меня не рабочий день, у меня рабочая жизнь (улыбается). Существуют несколько идеалистические представления о враче — такой булгаковский, чеховский образ интеллигента. Все это осталось в далеком прошлом. Сегодня скорость жизни настолько высока, что нет возможности остановиться. В идеале, перед лекцией я должен гулять по лесу, шуршать листвой. А я бегу на лекцию после операции, потом снова бегу на операцию, потом — на ученый совет. Потом еду консультирую и поздно вечером еле-еле прихожу домой. А еще нужно заниматься научной работой. Назавтра все начинается сначала.

— Несмотря на явную перегруженность, Вы создаете впечатление очень спокойного и мягкого человека.

— Я спокойный и мягкий только в общении с пациентами. С остальными — я довольно жестко разговариваю. Говорят, что ругают только тех, кто небезразличен. Так вот хуже всего приходится моим близким людям — коллективу и семье.

Я очень требовательный человек. Со мной сложно работать. Наверное, я не самый лучший руководитель, потому что у меня нет корпоративного духа. Я стараюсь постоянно держать своих коллег в тонусе — считаю, что в работе все должно быть идеально. Хотя, конечно, бывают в нашей клинике и проблемы. Но могу сказать, что в этом почти нет наших недоработок. Только системные.

Вот, к примеру, аэропорт — там все четко продумано. Все вежливы, улыбаются: стюардесса, получающая 80 тысяч рублей в месяц, летчик, зарабатывающий 200 тысяч рублей. Потому что это — рынок. И целая индустрия построена на зарабатывании денег. А жизнь человека, выходит, ничего не стоит. Когда медсестра — а у наших сестер адский труд — получает всего четыре тысячи в месяц, молодой доктор после окончания университета получает пять тысяч и вынужден выращивать помидоры на огороде, как вы думаете, легко ли воспитывать людей для идеальной работы в коллективе? Какие рычаги должны быть?

— Сколько человек Вы уволили за время своего руководства?

— Ни одного. Не потому, что не хотел или не мог. Просто у нас не принято разбрасываться людьми. Мне для того, чтобы подготовить человека, нужно 10-12 лет жизни. Подготовил два-три человека — прошло полжизни! Поэтому гораздо правильнее, на мой взгляд, создавать людям такие условия, в которых им выгоднее проявлять свои лучшие качества.

— Если бы Вам предложили пост в министерстве здравоохранения, Вы бы променяли операционную на кабинет чиновника?

— Только если мне предложат стать министром здравоохранения (улыбается). Мне бы хотелось иметь такую должность, которая дала бы реальную возможность изменить что-то.

Я четко вижу жизнь, ее длину, ее скоротечность. В чем состоит счастье жизни? В возможности реализации. Сколько тебе дано? Сколько дано, столько и спросится. Я стараюсь работать, чтобы реализовать себя. Мне нужно еще много сделать, много написать. И пожертвовать хирургией я мог бы только ради радикального изменения ситуации.

— И Вы знаете, как ее изменить?

— Наивно полагать, что я не знаю, как организовать детскую хирургию. Конечно, я знаю, как это сделать. Я уверен, что по любому вопросу есть люди, которые хорошо знают, как его решить правильно. И задача государства — призывать экспертов для принятия решений.

Если мы признаем, что каждый малыш для нас ценен и должен жить, то следующим должен быть вопрос: а что для этого нужно сделать? Так вот я знаю, что нужно сделать.

Поэтому когда я вижу, что дорогу у моего дома сначала заасфальтировали, а потом вскрыли и ремонтируют трубы, меня это сильно расстраивает. Потому что за эту сумму, потраченную на новый ремонт дороги, можно было бы купить несколько аппаратов для дыхания, спасти несколько детских жизней.

Если вы хотите, чтобы система работала, нужно сконцентрировать внимание на том, на чем она основана. В обществе должен сформироваться социальный заказ. К примеру, в моей клинике никто и никогда не получил квартиру, врачам приходится добираться с других концов города и работать на дачном участке. Значит, обществу хочется, чтобы доктор выращивал себе помидоры. А чтобы он их не выращивал, нужно платить ему достойную зарплату. Почему, вы думаете, в Америке хирург только оперирует и больше ничем не занимается? Из уважения к нему? Нет, действует социальный заказ, банальный расчет: лучше мы ему хорошо заплатим, и он вернет нам 100 здоровых людей, которые смогут приносить пользу обществу.

— Говорят, что врачи — либо глубоко верующие люди, либо атеисты. Ваши родители крестили Вас в детстве?

— Нет. Крестился я самостоятельно, на втором курсе университета. Я как-то внутренне прочувствовал, что быть русским человеком и не быть христианином — невозможно. Я никому не навязываю свою точку зрения, но считаю, что Русь генетически связана с Православием. Идея соборности, понятия добра, милосердия, сострадания, служения ближнему, взаимопомощи — все это перекликается с гражданским осмыслением себя, своего места в жизни. Мне кажется, что если человек задумывается об этом, он обязательно придет к вере, а русский человек не может не верить, не быть воцерковленным. Хотя между моим крещением и первой исповедью прошло много лет. Просто, чем больше я жил, тем больше понимал. И воцерковляться начал, когда мне исполнилось 33 года. Тогда же, шесть лет назад, я возглавил кафедру. Не могу сказать, что полностью воцерковился — я нахожусь в движении. Но оно направлено к храму. Я получаю огромную радость от осознания себя, своей связи с Богом, с христианством. И большей опоры в жизни нет. Опоры — в смысле истины. Все остальное — временное, наносное, выдуманное, что рано или поздно развалится.

Для меня жизнь, осмысленная через Бога,— это структурированная жизнь, в которой есть «можно» и «нельзя», «хорошо» и «плохо». Тогда как полное безверие — это потеря ориентировки во времени, в пространстве.

— А что для Вас означает вера?

— Кто-то из классиков марксизма-ленинизма, по-моему, говорил, что свобода — это осознанная необходимость. Так вот для меня вера — осознанная необходимость. В нашем непростом, жестоком мире жить без веры — значит самообманываться. Думаю, что люди, которые живут без веры, не работают над своим духом, над своей личностью. Лично я не вижу другой точки опоры для себя. И с этой точки зрения объясняю детям, как устроен мир.

— А как Вы — человек науки — объясняете им теорию Дарвина?

— Очень просто: Господь создал Дарвина и его теорию (улыбается). Для меня то, что написано в Библии,— истина. А в ней сказано, что нет иного царя, кроме Иисуса Христа. Поэтому для меня человек верующий — это по-настоящему свободный человек. Только вера позволяет личности сохранять свою целостность. Такого человека мелочи не терроризируют. Он не расстраивается по пустякам. Вопрос состоит только в том, хороший ли он человек? Достойная ли он частичка мироздания?

В ноябре прошлого года я был в командировке в Иерусалиме и очень хорошо это прочувствовал. Поехал туда на конференцию, побывал в Вифлееме в храме Рождества Христова, у Гроба Господня, на Голгофе. Это не было паломничеством, но стало одним из самых знаковых событий в моей жизни. Потрясающим событием. Я бы очень хотел вернуться туда вместе с семьей.

Я сразу сформулировал, что начинать паломничество надо с Иерусалима, потом ехать в Рим, а потом — куда угодно. У меня получилось наоборот. Сначала я побывал в Риме, а потом — на Святой Земле.

Рим тоже впечатляет, но подавляет своим величием. Там так же остро чувствуешь историю, но становишься очень маленьким! А Иерусалим тебя поднимает. Окрыляет. Я никогда не чувствовал себя так хорошо, как на Святой Земле. И там я понял, что Россия является ученицей, достойной Своего Учителя, почувствовал себя представителем своего народа.

Также я был в Киево-Печерской Лавре, в древнем Успенском соборе в Астрахани. А на Светлой седмице мы с коллегами поехали в Чечню, в Грозный, в командировку. Там консультировали, оперировали детей — за три дня осмотрели около 70 человек, заключили договор о сотрудничестве с грозненской больницей. Для клиники это был шаг. И для меня тоже. Благословение Владыки Лонгина для меня очень многое значило. На Пасху пошли в храм.

Храм в Грозном — единственное уцелевшее после второй войны в городе здание. Прежнего настоятеля расстреляли, и теперь там служит новый батюшка. Представляете: ночное Пасхальное богослужение, мы проходим в храм через металлоискатели, через ОМОН с собаками… Батюшка служит Пасху в Грозном, и тут в храме люди появляются с подарками из России! По благословению Владыки Лонгина мы передали в дар храму от Саратовской епархии напрестольный крест, православную литературу. Настоятель был очень удивлен и очень обрадован.

— За свою врачебную практику Вы не раз, наверное, становились свидетелем чуда…

— Я очень далек от мысли, что я сопричастен чуду. Моего здесь ничего нет. Одним людям суждено выздороветь, другим — умереть. Иногда смотришь на ребенка и понимаешь, что через два часа он умрет. А он вопреки всему выздоравливает. Или наоборот, иногда делаешь все возможное и невозможное, а ребенок все равно умирает. Я наблюдаю за этим постоянно и считаю, что очень многое зависит от любви матери. Когда ребенок лишен этой любви, это очень заметно. Хотя иногда брошенные дети очень хорошо выживают. Я часто оперирую отказничков и вижу, как они цепляются за жизнь.

— Несмотря на сверхплотный график, Вы находите время и силы для работы в Обществе православных врачей: ездите в отдаленные села, осматриваете и консультируете там детей. Значит, это важно для Вас?

— От этого есть реальная польза. Мы консультируем детей, случается, направляем их на экстренную или плановую госпитализацию. Но в целом поездки имеют не только «практическое» значение, но и духовное. Люди приходят на прием, чувствуют к себе доброе отношение и начинают верить во что-то хорошее. Многие до последнего не верят, что мы операции детям делаем бесплатно. И это большое удовольствие, когда на вопрос: «Сколько это будет стоить?», ты отвечаешь: «Нисколько».

Люди должны верить, что добро в этом мире есть. В каждом человеке есть что-то хорошее, а во врачах — особенно. Как правило, у них тяжелая жизнь, они знают цену здоровью, цену счастью, и когда есть возможность помочь другим — они обязательно откликаются.

Беседовала Ольга Новикова
Журнал «Православие и современность» № 15 (31)
Фото автора и из архива кафедры детской хирургии СГМУ

Вечернее солнце медленно катилось вниз, расползаясь по городу теплыми оранжевыми лучами. Они скользили по дорогам, задевая дома и оседая на кронах деревьев, после чего растворялись или скрывались за поворотом. Город уже почти поглотили сумерки, когда дверь служебного входа тихо скрипнула - и на небольшое крылечко детской поликлиники вышел молодой хирург. В руках у него была кружка, в которой дымился растворимый кофе. Где-то шумели машины, кто-то спешил домой, а он, точно зачарованный, смотрел, как в городе загораются огни. «А в театре сегодня дают булгаковского «Мастера», - сказал вслух Морозов и сделал большой глоток бодрящего напитка. Сегодня он провел первую в своей жизни самостоятельную операцию.

Это было в 1988 году, я тогда учился на первом курсе мединститута, - мы сидим с детским хирургом высшей категории Дмитрием Морозовым в его кабинете в Детской городской клинической больнице № 9 имени Г. Н. Сперанского. Врач насыпает в чашку две чайные ложки кофе, заливает кипятком. - Мне доверили удалить дробинку из пальца ребенка.

Как она там оказалась, доктор медицинских наук, профессор предпочитает не вспоминать. Куда важнее веселые глаза и лучезарная улыбка поправившегося после удачной операции малыша. Врач задумался. Из глубин памяти всплыл образ первого пациента. Морозов невольно улыбнулся ему в ответ.

Это такое счастье - превращать больного ребенка в здорового. Когда ты видишь, как поправляется малыш, испытываешь такую радость, которая может перечеркнуть все бытовые трудности, отсутствие денег, - признался врач, подсластив кофе кубиком сахара. - Я и в хирургию-то пошел, потому что есть такая мистификация: хирург - крутой врач. Это сейчас я понимаю, что можно быть серьезным кардиологом или отличным неврологом. А тогда все мальчишки хотели в хирургию, потому что это вроде как мужская специальность.

Методом исключения

Несколько кругов по школьному стадиону сложились в три километра. Учитель физкультуры быстрым щелчком зафиксировал на секундомере время: 12 минут 13 секунд. Узнав результат, восьмиклассник Дима Морозов удовлетворенно кивнул головой. «До достижения цели осталось ускориться всего на три - а лучше на четыре - секунды», - размышлял школьник, опираясь руками на брусья и вытягиваясь в «свечу».

Честно скажу: космонавтом никогда не хотел быть, - вспоминает себя в детстве врач Морозов. - Зато готовился пойти в десантные войска или в спецназ. Я же вырос в семье военного, жил в офицерском доме.

Впрочем, до того как Морозов решил пойти по стопам отца и усиленно занялся физкультурой, он хотел быть биологом и дрессировать дельфинов. Из них, считал Дима, получаются отличные спасатели. По крайней мере в одном зарубежном многосерийном детском фильме отважный дельфин не раз приходил на помощь своему другу - обыкновенному мальчику…

С дельфинами работают единицы, все остальные преподают в школе биологию. Готов? - полковник противовоздушной обороны листал с сыном-старшеклассником справочник высших учебных заведений.

Они сидели в гостиной, широко распахнув окно. На улице жарило летнее солнце, но в комнату все равно залетал свежий ветерок.

Нет, - отрицательно помотал головой Дима и вспомнил, как когда-то увлекался моделями речных судов. В воображении молниеносно возник образ бравого капитана Морозова, который смотрел строго вперед и уплывал на своем корабле в неизвестном направлении…

Методом исключения остановились на медицине. По большому счету, это был выбор моего отца, - возвращается в настоящее Дмитрий Морозов. - Помню, как на следующий день пошел в библиотеку, набрал кучу медицинской литературы, стал читать - и меня немного даже мутило. Казалось, это не мое.

Осознание правильности сделанного выбора пришло чуть позже. Когда абитуриентом рассматривал украшавшие коридоры института портреты врачей - участников Великой Отечественной войны. Когда стал студентом и уже после первых лекций немного повзрослел: от действий врача зависит жизнь человека.

Я поступал на лечебный факультет, но баллов не добрал и вынужден был пойти в педиатрию, - рассказывает Морозов. - С ужасом подумал: «Как я буду работать?» Поэтому тут же выбрал себе специализацию - хирургию - и на первом курсе устроился на практику в больницу... Мне папа всегда говорил: «Димка, в жизни надо быть либо блатным, либо незаменимым». И тут же добавлял: «Вот у тебя, Дима, - второй путь».

Жизнь как творчество

На рабочем столе доктора беззвучно зажужжал мобильный телефон. Врач извинился и ответил на звонок.

Не волнуйтесь, приходите ко мне на прием в эту пятницу, - мягко сказал Морозов обеспокоенному родителю, положил трубку в карман белого халата и задумчиво посмотрел в окно.

Над восстановленным во дворе больницы старинным храмом Филарета Милостивого возвышались шпили «Москвы-Сити». В ярких лучах дневного солнца «горел» оранжевый «Меркурий».

Мне нравится выражение, что архитектура - это музыка, застывшая в камне. Думаю, так оно и есть, - говорит Морозов. - Хотя мне больше все-таки по душе старинные здания. Возможно, это потому, что я вырос и сформировался в Саратове - старом купеческом городке. На его улицах сохранилось немало примечательных домов-дворцов и особняков.

Сегодня, прогуливаясь по старым улочкам Москвы, врач с теплотой вспоминает губернский город, невольно прислушиваясь к музыке, что вырывается из приоткрытых форточек «глухих» окон. Звуки фортепиано подхватывает скрипка… Какой-нибудь юный виртуоз разучивает мелодии Чайковского.

Я очень люблю классическую музыку и джаз, - если от папы-военного детский хирург унаследовал волю к победе, то от мамы, учителя музыки, - тягу к прекрасному. Дмитрий Морозов сочиняет стихи, пишет музыку. Несколько десятков авторских песен вошли в записанный им на студии альбом. - Я играю на гитаре, немного на фортепиано и на флейте. А вот если бы у меня появилось еще хоть чуточку свободного времени, я бы освоил виолончель. Обожаю, как она звучит. Мне кажется, что ее тембр схож с тембром человеческого голоса. По крайней мере мужского.

…Летом прошлого года Конгресс Европейской ассоциации детских хирургов принимала столица Словении - Любляна. Профессор Морозов на встречу с коллегами приехал с докладом по инновационным методам диагностики повреждения почек у новорожденных малышей. Выступал, участвовал в долгих научных дискуссиях, а в перерывах бродил по узким улочкам Старого города, любуясь средневековыми постройками. Во время одной из таких прогулок на каменной части Тройного моста через реку Любляницу внимание детского хирурга привлек один уличный музыкант. Мужчина с седой бородой в темно-синем мешковатом пиджаке сидел на старом крепком табурете, легким движением смычка извлекая из виолончели сюиты Баха.

Добри вэчэр! - поймав на себе заинтересованный взгляд, поприветствовал врача музыкант. И на звон монет благодарно кивнул головой, учтиво приподняв левой рукой молочную шляпу, прикрывавшую спутанные ветром волосы.

Словак по происхождению играет на улицах Любляны уже несколько лет и никогда не отказывает хорошим людям в их просьбах.

Дмитрий Морозов стоял на краю старинной мостовой, наблюдая, как его любимые вариации на тему рококо разливаются по каменной брусчатке площади Прешерна, названной в честь главного поэта-романтика Словении…

Мы живем в мире творчества, - рассуждает детский хирург. Дмитрий Морозов с трех лет выступает на сцене. Заядлый театрал, одно время он и сам хотел играть в Народном театре, но, защитив кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию, еще раз убедился в том, что у каждого человека свой талант. - Даже когда чей-то дедушка делает стул - это тоже творчество. Вот и хирург, чтобы оперировать хорошо и красиво, должен быть рукастым - такой обыкновенный добрый мужик, который умеет гвозди забивать. Врач не должен быть бедным, но, как и любой художник, он не может быть баснословно богатым. Хорошим доктором движет чувство любви и сострадания к людям, а не погоня за материальными ценностями.

Знание - сила

Энергичный стук в дверь кабинета прерывает беседу: медсестра принесла документы на подпись. Отдав бумаги обратно, Морозов смотрит на часы - самое время проведать маленьких пациентов.

Я люблю приезжать в клинику рано, - детский хирург идет по коридорам больницы. - Где-то в семь я уже на работе. Так у меня есть как минимум час, когда я могу поработать спокойно, пока тебя никто не отвлекает.

Эта привычка осталась у Морозова со студенческих времен. Молодой хирург брал пример со своего учителя и наставника Юрия Филиппова, который всегда закладывал время на то же общение с практикантами.

Юрий Владимирович, там новорожденный поступил, - начинающий врач Дмитрий Морозов каждое утро первым делом забегал в реанимацию, а уже потом спешил к наставнику. К этому времени он успевал расквитаться со срочной бумажной работой и делал небольшой перерыв на аквариумных рыб. Отыскав под корягой сома, Морозов напускал на себя, как ему казалось, отстраненный вид и как бы нехотя интересовался: «Можно я прооперирую?»

Филиппов все понимал и соглашался, отправляя в аквариум щепотку корма. А когда за ним стайкой начинали ходить и остальные подтянувшиеся к началу рабочего дня молодые врачи, он обезоруживающе отвечал им: «Да я уже Диме обещал». Вот так Морозов, приходя в больницу раньше других, получал почти все операции, а вместе с тем и бесценный опыт.

Пять лет назад, когда профессор Дмитрий Морозов отмечал 40-летний юбилей, уже его ученики подсчитали: за годы практики ведущий детский хирург прооперировал 27 тысяч малышей.

Целый город, - задумался вдруг Морозов. Специализируясь на врожденных патологиях, он берется за самые сложные случаи. - Волнуюсь ли я перед тем как зайти в операционную? Всегда. Нельзя относиться с легкостью к доверенной тебе жизни. Волнение уходит, когда начинаешь работать. В это время я максимально сосредоточен на четком алгоритме своих действий.

«Знание - сила», - любит повторять своим студентам профессор Морозов. И приводит пример из жизни. Как-то раз в кабинет к молодому хирургу влетел перепуганный бледный отец. «Посмотрите, доктор, моего ребенка, - не просит, умоляет мужчина. - Нам сказали, что у нас страшная патология». Хирург невозмутимо провел осмотр и удивленно взглянул на отца: «С ребенком все в полном порядке. Ваша патология - абсолютная норма». Мужчина с облегчением выдохнул и с благодарностью начал трясти руку врача. «А чего это у вас такой кабинет обшарпанный? - вдруг заметил счастливый отец, оказавшийся первоклассным строителем, и от чистого сердца предложил: - Давайте я вам ремонт сделаю».

А ведь я ничего не сделал, даже лечения никакого не назначил. Я просто знал, что это норма, - до сих пор немного смущается Морозов. - Есть такое выражение: хирург славен не теми операциями, которые он совершил, а теми, от которых ему удалось отказаться. Всегда нужно в первую очередь работать головой.

А еще - прислушиваться к сердцу.

Морозов признает: прогресс не остановить. Уже сейчас медицина - одна из самых технологически развитых областей науки.

Когда я начинал, у нас не было возможности даже УЗИ сделать, - говорит детский хирург. - Сегодня наши больницы обеспечены самым лучшим современным оборудованием, но вместе с тем мы начинаем терять человечность, доброе и внимательное отношение к людям.

Те вопросы, в которых врачебная практика бессильна, Морозов старается решить общественно-политической работой.

Вот сейчас у меня есть возможность поработать в Госдуме, - говорит Дмитрий Морозов. - Я не политик, не собираюсь играть на публику, давать невыполнимых обещаний. Планирую выступать экспертом в области здравоохранения, помогая решать проблемы, которые затрагивают как профессиональное сообщество медиков, так и наших пациентов.

Извечный гамлетовский вопрос для себя он уже решил: быть человеком, который борется за совершенствование системы здравоохранения в целом, за лучшую детскую хирургию и педиатрию во всем мире.

Судьба

Любимая футболка василькового цвета пахнет солнцем и морем. Просторная, на несколько размеров больше, чем нужно, она нежно, точно волна, достает до щиколоток маленького пациента. Двухлетний Вова Наумов как раз закончил обедать, когда в палату зашел детский врач.

Ничего не болит? - поинтересовался у Вовы Морозов.

К своим пациентам детский хирург приходит без погремушек: никогда не сюсюкает, общается с ними на равных.

Серьезный Вова внимательно посмотрел на врача, разрешив ему в очередной раз взглянуть на длинную зеленую полосу на своем животе. Добрый доктор еще ни разу его не обманул. К тому же рядом мама и верный плюшевый барбос.

Он родился у нас с парезом кишечника, а потом болел-болел-болел, - рассказывает мама малыша Ольга Наумова, которая привезла сына на лечение в Москву из Курска. К хирургу Дмитрию Морозову они попали по направлению и рекомендации местного облздрава.

Золотые руки, - хвалит доктора Ольга. - Скоро поедем домой, да, сынуль? Врачи не верят в суеверия, но успешно проведенную финальную операцию, чтобы не сглазить, Морозов с опаской называет крайней. Двухлетнему мальчику практически полностью пришлось удалить толстую кишку.

В любой профессии есть свои открытия, очарования и разочарования, - философски замечает Дмитрий Морозов. - Мне повезло, у меня пока гораздо больше очарований. Это и ежедневные подвиги коллег, и маленькие дети, которые выздоровели и стали взрослыми.

Среди пациентов Морозова есть и музыканты, и танцоры, и мастера спорта - судьба каждого прооперированного им ребенка становится неотъемлемой частью его жизни.

Когда я был рядовым хирургом, у меня в палате все время лежал какой-нибудь малыш, которого я не мог выписать домой. За ним просто никто не приходил, - добрые глаза доктора заполнила грусть.

…В реанимацию поступила новорожденная девочка со сложным пороком развития брюшной стенки и так называемой шаровидной печенью. Это был первый такой случай в практике врачей, где работал Морозов. Действовать нужно было быстро. Собрались. Посовещались. Прооперировали… Спасли. Однако к этому моменту родители от девочки уже отказались: в роддоме им сказали, что шансы на ее спасение равны нулю. Но, видимо, у малышки был сильный ангел-хранитель.

Жизненные показатели в норме, состояние стабильное - мерное сопение девочки Морозов воспринимал как маленькое чудо. И когда до выписки осталось несколько дней, он отправился на поиски родителей ребенка.

«Ваша дочка жива», - слова врача сначала вызывают шок, потом слезы. Мама прижимает к груди приемную дочь и тихо шепчет: «Завтра мы поедем за сестренкой»…

Уже, наверное, больше десяти лет прошло, но каждый раз я с теплотой вспоминаю этот случай, - немного устало улыбается Дмитрий Морозов. - Получается, я как бы дважды помог малышу. К сожалению, связь с семьей потерялась. Но я убежден, что девочка живет хорошо, и все у нее в полном порядке.

Мы стоим с ведущим детским хирургом Дмитрием Морозовым на ступеньках главного входа одной из лучших детских больниц столицы. В воздухе пахнет лекарствами, сладкой петуньей, молочной кашей и немного кофе.

Знаете, - говорит Морозов на прощание, - я пошел в педиатрию, вроде как от безысходности, а сейчас понимаю, что это судьба. Я себя взрослым врачом вообще не представляю.

В его темных, как крепкий кофе, глазах отражались теплые лучи вечернего солнца.

Образование

Саратовский государственный медицинский университет (1994 г.).

Деятельность

Предыдущее место работы: ГБУ ВПО «Первый Московский государственный медицинский университет имени И.М. Сеченова Министерства здравоохранения Российской Федерации», заведующий кафедрой детской хирургии и урологии-андрологии педиатрического факультета.

«Новости»

В Госдуме предложили принудительно лечить пьяных нарушителей

По словам депутата Дмитрия Морозова, принудительно лечить предлагается тех, кто неоднократно совершал административные правонарушения, находясь состоянии опьянения.

Дмитрий Морозов, глава комитета Госдумы по охране здоровья: «У нас сейчас есть целый пакет законодательных инициатив, касающихся принудительного лечения для тех, кто совершил административное правонарушение в алкогольном опьянении, и это не первый раз уже происходит. Вот этих людей общество должно иметь право принудительно лечить».

Образование

В 1994 году с отличием окончил педиатрический факультет Саратовского государственного медицинского университета, а в 1996 году - клиническую ординатуру кафедры детской хирургии

Профессиональная деятельность

С 1996 по 2012 год работал на кафедре детской хирургии Саратовского ГМУ им. В.И. Разумовского (с 2003 года - заведующим кафедрой и руководителем университетской клиники)

В 2000 году защитил диссертацию на соискание ученой степени доктора медицинских наук в Российском ГМУ им. Н.И. Пирогова

Имеет ученое звание профессора по кафедре детской хирургии (2008 год)

С 2004 по 2005 годы - проректор университета по научно-исследовательской работе; с 2005 года - заместитель директора по научно-исследовательской работе, а с 2010 года - директор НИИ фундаментальной и клинической уронефрологии Саратовского ГМУ

С 2012 года - главный специалист детский хирург по ПФО

В 2012-2013 годах - заместитель директора Московского НИИ педиатрии и детской хирургии МЗ России, заведующий отделением абдоминальной хирургии

С сентября 2013 года - директор НИИ детской хирургии, с октября 2015 года - руководитель отдела детской хирургии Научного Центра здоровья детей, заведующий отделением общей хирургии

С октября 2013 года - заведующий кафедрой детской хирургии и урологии-андрологии Первого МГМУ им. И.М. Сеченова

18 сентября 2016 года избран депутатом Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации VII созыва

Детский хирург высшей категории. Сертифицирован по детской хирургии, эндоскопической хирургии, колопроктологии, детской урологии-андрологии

Автор свыше 470 печатных работ, включая монографии, атласы и учебные пособия; редактор нескольких российских научных сборников. С 1998 года - член Российской ассоциации детских хирургов, с 2005 - член Научного Совета по детской хирургии РАМН и МЗ РФ, проблемной комиссии «Хирургия новорожденных». С 2008 по 2012 годы - председатель Саратовского регионального отделения Российской ассоциации детских хирургов. С 2005 года - член Европейской Ассоциации детских хирургов (EUPSA), участник и докладчик европейских форумов в Австрии (2009), Испании (2011), Ирландии (2014) и Словении (2015). С 2014 года - заместитель председателя Президиума Российской Ассоциации детских хирургов. Под его руководством защищено 7 кандидатских и одна докторская диссертации. Член Диссертационного Совета Саратовского ГМУ по специальности «урология», с 2015 года - член Диссертационного Совета Научного Центра здоровья детей по специальности «детская хирургия». Член редколлегий журналов: «Российский Вестник хирургии, анестезиологии и реаниматологии детского возраста», «Детская хирургия», «Лечение и профилактика». Член Правления Общества детских хирургов Москвы. С 2013 года - председатель Жюри ежегодных Российских научных студенческих конференций. Руководитель Школы мастерства «Детская хирургия» Первого МГМУ им. И.М. Сеченова.

Награды и звания

Лауреат Первой Национальной премии лучшим врачам России «Призвание» в номинации «За проведение уникальной операции, спасшей жизнь человека» (2004 год). В 2008 году - лауреат конкурса Союза педиатров России «Детский врач 2007 года», награжден Государственной Думой РФ. В 2009 году награжден Почетной грамотой министерства здравоохранения РФ. В 2011 году был удостоен премии Российского конкурса «Лучший детский хирург России 2011 года» (Диплом III степени). В 2012 году - «Отличник здравоохранения РФ»

В 2006-2007 годах был удостоен Гранта президента РФ по поддержке молодых докторов наук для исследования фертильности мужчин, в 2008-2009 - второго президентского Гранта для изучения обструктивного пиелонефрита у детей, а в 2010-2011 годах - третьего Гранта президента РФ с целью проведения исследований нефросклероза. В 2013 году зарегистрирован в Федеральном реестре экспертов научно-технической сферы НИИ РИНКЦЭ министерства образования и науки РФ

Член и эксперт Общероссийского Народного Фронта, руководитель рабочей группы «Общество и власть - прямой диалог» Штаба ОНФ по городу Москва. Отмечен Благодарственным письмом президента РФ (2012 год).

В последний день предвыборной кампании «Лента.ру» завершает серию публикаций о претендентах на места в Госдуме. В центре нашего внимания дебютанты большой политики - те, кто еще не заседал в здании на Охотном Ряду, но благодаря профессиональной и общественной деятельности уже стал публичной фигурой. Профессор Дмитрий Морозов - 209-й одномандатный округ, «Единая Россия» - заведует кафедрой детской хирургии в столичном Первом медицинском университете им. Сеченова. Он ставит мораль и этику выше закона, когда речь идет о детях, и собирается вернуть в школу «настоящих врачей».

«Побежали?» - предлагает Дмитрий, как только загорается зеленый. «Пешком сейчас не хожу, только бегом». Утром - работа в университетской клинике. Днем - защита кандидатской, где доктор медицинских наук Морозов выступал оппонентом: «График сейчас дикий, но если бы я не пришел на давно назначенную защиту, ее пришлось бы перенести, подвел бы коллегу». Беседа с «Лентой.ру» - в машине по дороге на очередную встречу с избирателями в Черемушках. Пробки дают нам 40 минут, вполне можно поговорить.

Молодой да ранний

«Охрана репродуктивного здоровья у детей - то, чем и я сейчас занимаюсь, помимо прочего, - объясняет Дмитрий, рассказывая о диссертации коллеги. - У нее - важный аспект лечения заболеваний почек. А еще девочкам на холодном не надо сидеть - раз. Гигиена наружных половых органов - два. То же самое начало половой жизни в школах - проблема, от которой мы стыдливо отворачиваемся. У нас сейчас в репродуктивный возраст входят "дети девяностых", а их мало. На защите в связи с этим даже такой термин был предложен: «сверхценная беременность». Я сидел и думал, что в нашей стране любая беременность сверхценна. И мы должны точно так же охранять ее и не давать возможности ее прервать».

О Дмитрии Морозове - до недавнего времени жителе Саратова, где он возглавил университетскую клинику, а ныне одного из лучших детских хирургов Москвы, - написано много. О том, что в детстве он выучился играть на рояле, а позже - чуть ли не на всех музыкальных инструментах. В том числе и на балалайке, подаренной доктору Морозову на вручении очередной всероссийской премии за профессионализм. Что профессию для него выбрал не он сам, а отец-офицер.

Про рояль, балалайку и премии все верно. А вот с выбором все не так однозначно. Изначально Дмитрий Морозов готовился быть военным: «Мое ощущение работы связано с тем, чтобы приносить пользу, а не извлекать какую-то личную выгоду». Дорога в военное училище, однако, оказалась закрытой - проблемы со зрением. «Классе в девятом-десятом мы с отцом выбирали, кем я мог бы стать, - вспоминает Дмитрий Анатольевич. - Он взял листочек, написал специальности - все направления университетского образования. В итоге путем вычеркивания, причем моего, осталась медицина».

Дмитрий Морозов из тех, кого принято называть «молодой да ранний». Первую операцию в качестве ассистента провел еще будучи студентом первого курса. Докторскую диссертацию защитил в 28 лет, в 2000-м, написав ее на кухне в промежутках между операциями, лекциями, административными хлопотами и заботами о собственных детях-близнецах. Руководить коллегами начал в 2002-м. Термин «медицинский функционер» категорически не приемлет. «У нас, как в летной дивизии: командир ее - нормальный летающий летчик. Когда хирург становится, в вашей терминологии, функционером, хирургом он быть не перестает. Более того, он хирургом быть только начинает. Вы врач, работаете в университетской клинике. Что вы можете? Дежурить и делать мелкие операции, условно говоря. Чтобы делать более сложные, важные, интересные операции, ты должен защитить кандидатскую». Докторская, по словам Дмитрия, дала ему право на свой участок в хирургии - собственную тактику, политику, распределение больных. «Хирургическая диссертация всегда основывается на собственном опыте», - поясняет доктор Морозов.

Фото: Евгения Новоженина / РИА Новости

Однако самым молодым доктором медицинских наук России в то время Дмитрий Анатольевич стал не от хорошей жизни: «Не могу сказать, что рекомендую коллегам защищаться пораньше. Хотя все зависит от человека, его научной тематики. У меня так вышло, потому что на меня было поставлено. Все мои руководители жали на меня, говорили "давай-давай" по одной причине: хотели вовремя передать свое дело. Когда я рос в клинике, людей среднего поколения - сорокалетних - среди коллег не было. Старшим пришлось ставить на молодых. Как во время войны. Тухачевский армией в восемнадцать командовал. Ничего, справился».

«Меньше, чем на министра здравоохранения, не соглашусь», - заявлял доктор Морозов в одном из еще саратовских интервью. «Наверное, я это сказал, чтобы от меня ваши коллеги отстали, - предполагает кандидат в Госдуму. - Когда я это говорил, то о политике как таковой не думал вообще. Я и сейчас о ней не думаю. Работаю во благо охраны здоровья людей». По мнению доктора и кандидата, политик - человек, который формирует направление, занимается какими-то спорами в области организации бытия, социума, руководит обществом, исходя из своих принципов. «Вот и я так себя мыслю: пытаюсь избраться в парламент, чтобы помочь решить вопросы здравоохранения, которые на более низком уровне решить невозможно. Я знаю, я пробовал».

Доктор Морозов руководит медициной на разных уровнях около полутора десятков лет. «Я хочу сделать так, а мне говорят, что это неправильно. Спрашиваешь, кто сказал, что это неправильно. Получаешь три вида ответов: "Такой закон", "Так принято", "Так решено". Живешь в ощущении безысходности. Кем-то решено, кем-то предложено, обосновано - а ты должен биться и понимать, что твои-то годы уходят. Вот у меня, надеюсь, открывается возможность, во-первых, узнать, кем же предложено. А во-вторых, влиться в это движение - и своим профессионализмом изменить ситуацию к лучшему».

УЗИ - враг статистики

Ключевая проблема для кандидата Морозова - закон об охране здоровья детей. Проект так или иначе обсуждается профессиональным сообществом с начала 2000-х - а годы, опять же, идут. «Проблема дородовой диагностики, право на жизнь еще не родившегося человека, профилактика абортов, - перечисляет Дмитрий Морозов. - И далее - та же самая охрана здоровья ребенка, доступность для него спорта, музыки, ограждение от негативной информации… Что-то как-то прописано, но фрагментарно». Дмитрий уверен, что как минимум два приоритета - детской жизни и оказания помощи ребенку - должны быть четко прописаны в законодательстве. «От этого можно выстраивать всю остальную систему. Детки, хотите вы этого или нет, сегодня законодательно уязвимы - потому что большинство их прав делегировано родителям. А есть много людей, которые не могут обеспечить детям их право на гармонию бытия: денег нет!»

Государство, по мнению доктора Морозова, должно брать эту ответственность на себя. «Простая фраза в законе - например, ребенок имеет право на занятия спортом - влечет изменения во многих других актах. Ребенок не должен зависеть в такой ситуации от кошелька родителей, а должен такое право получить. То же самое - по занятиям музыкой, тем, другим, третьим. Мы как общество, как взрослые люди должны разработать и узаконить такую ситуацию, при которой любой малыш имеет шансы обрести гармонию в своем развитии».

Вот вопрос о медицине в школах - не без участия доктора - уже получил поддержку президента на недавней встрече Владимира Путина с представителями фракции «Единой России» и экспертами. «Диспансеризация, вакцинальный календарь, создание групп здоровья, контроль школьной еды, физкультура и спортивные состязания, сопровождение продленки, - перечисляет Дмитрий будущие компетенции школьного врача. - И многое другое».

Школьный врач, по его словам, это не бабулечка, которая в прежние годы сидела в школе после пенсии. Это практикующий врач, приписанный не к школе, а к поликлинике. Врач, который, если надо, приведет в школу невролога, травматолога, ортопеда и прочих специалистов. «Вот он знает, что у него ребятенок в третьем "В" с диабетом, и его пора бы показать таким-то специалистам - значит, берет и показывает… Школьный врач - отдельная специальность, а не тот, кто подрабатывает в школе. Если мы вернем настоящего врача в школу, то сделаем серьезнейший шаг. Не медицинский, а социальный. Если твои детки защищены - считай, что полжизни сделано, правда ведь?»

С детьми-отказниками хирургу Морозову приходится работать постоянно. Стало ли таких детей больше, меньше? «Раньше - сплошь и рядом ситуация: ребеночек лечится долго, ни мать, ни детский дом его не берет… В результате выхаживали всем коллективом: врачи приносили еду, одежду, игрушки. Сейчас есть усыновление, социальный контроль. Для общества в целом напряжение, связанное с детьми-отказниками, снято. Но главное же - эти дети и родители, которые отдают их в детские дома». Для Дмитрия Морозова важно, чтобы возникло общественное неприятие отказа от ребенка: «Выше закона только две позиции: мораль и этика. Закон можно не менять, а вот мораль и этику - изменять по чуть-чуть надо. Бросить ребенка - это должно быть неприемлемо. Детские дома без войны - безобразие».

По мнению доктора Морозова, печальной статистики по детской заболеваемости пугаться не стоит. По одной причине: нынешние выкладки отражают не только и не столько детское здоровье, сколько прогресс медицины вообще и диагностики в частности. «Сейчас обследования куда более глубокие, чем раньше. Элементарное УЗИ выявляет около 80 процентов заболеваний, которые раньше статистика не учитывала, - поясняет профессор. - Мы раньше просто не видели эти болячки - они вылезали только с осложнениями, грубыми формами. Сейчас мы видим двухмиллиметровое расширение в почке ребенка и можем реагировать сразу же. А раньше он дорос бы до пятидесяти и свалился бы с отказом этой самой почки - зато со статистикой по детям полный порядок! Я же помню, как у нас на кафедре был малюсенький аппарат УЗИ - лет на десять единственный на весь Саратов. И тот мы получили по линии военной медицины. Сейчас любая крупная клиника имеет оборудование экспертного класса, включая эндоскопическую хирургию».

Когда Дмитрий начинал практику, детская смертность была 14 на 1000, сейчас - 6. «Я никогда не думал, что мы за десятку перевалим. Это же огромная работа - квалификация людей, качество препаратов, оборудование, - говорит доктор Морозов. - С другой стороны, как бы твоя клиника ни была упакована сейчас, через 2-3 месяца чего-то будет не хватать: прогресс огромный, всегда что-то появляется, чего у тебя нет - удобного, хорошего и при этом миллионы стоящего. А лет через пять один это оборудование купил, другой - и, глядишь, некогда вожделенный аппарат появляется почти везде».

Медицина равных возможностей

Оптимизацию - в первую очередь, закрытие больниц - Дмитрий Морозов воспринимает как суровую, но объективную необходимость. В первую очередь потому, что требования к врачам в последнее время сильно повысились. «Раньше ты сидел в районной больнице и резал желчный пузырь отсюда и досюда, по Федорову, - профессор показывает на себе большой разрез. - И знал, что так же эту же самую операцию делают и в Москве, и в Саратове, и в любом районном центре. А теперь по стандарту запрещено делать эту операцию без компьютерной томографии. А у тебя в ЦРБ томографа нет и не будет: людей к тебе мало приходит, не окупится. И открыто резать ты ее по нынешнему стандарту тоже не можешь: надо делать эндоскопически, без разрезов. А твой хирург этого не может, у него должной практики нет... Поэтому надо концентрироваться, создавать центры».

Фото: Сергей Красноухов / РИА Новости

На предложение оставить два стандарта - прежний и новый - хотя бы для отдаленных районов, Морозов предлагает подумать о жителях этих районов. «Во-первых, если делать по-новому, без разрезов, то вы вечером уходите из больницы. Три маленьких дырочки - и у вас ничего не болит. Можете таблетку анальгина принять, и все. Во-вторых, никакой спаечной непроходимости потом. В-третьих, на вас не потрачено много препаратов. В-четвертых, вам не придется тратиться на санаторно-курортное лечение. А старый метод - вы лежите в стационаре две недели. Каждый 20-й попадает потом с непроходимостью - вот вам новый больной. И шрам у вас через весь живот. А красивая девушка, к примеру, из Урюпинска не хуже такой же девушки из Москвы - и тоже не хочет шрама на весь живот».

И при этом, добавляет доктор Морозов, «ты лежишь на больничной кровати и думаешь, как тебе не повезло, что ты не в Москве - где все это можно сделать без таких проблем. Разве это справедливо? Ты служил Родине, ты честно работал, ты платил налоги, ты не должен быть ущемлен в правах… Вот создание системы неущемления ничьих прав - это и есть задача здравоохранения. Я прекрасно понимал, как сын поездившего по стране военного, что на новом месте все должно быть так же, как и на старом. Нормальная школа, нормальная поликлиника - и там, и там, и вот если еще куда занесет, то и там все это должно быть. Значит, так и надо делать сейчас. По уму и по совести».