Казнь зиновьева и каменева. Казнь Григория Евсеевича Радомысльского (Зиновьева) и Льва Борисовича Розенфельда (Каменева)

«КРЕМЛЕВСКОЕ ДЕЛО» ЗИНОВЬЕВА - КАМЕНЕВА

«ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны как исключение применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае как допустимый правильный метод».

Из закрытой директивы ЦК ВКП(б)

Существуют имена, не мыслимые одно без другого. Как физический закон Бойля-Мариотта, так и имена Григория Евсеевича Радомысльского (Зиновьева) и Льва Борисовича Розенфельда (Каменева) связаны в истории СССР неразрывно. Это были политические близнецы не только по возрасту (оба родились в 1883 году и погибли в 1936 году), но и по политическим взглядам. Оба были сподвижниками В. И. Ленина и «прославились» тем, что в 1917 году, накануне Октябрьского восстания, оба выступали категорически против захвата власти большевиками, о чем и заявили в прессе. За это Ленин назвал их «предателями». Это, впрочем, не помешало «близнецам» занимать видные посты в партийных и советских органах. Так, Зиновьев с декабря 1917 года был председателем Петроградского совета, именно на нем лежит ответственность за организацию массовых расстрелов невинных людей в годы «красного террора». Каменев с ноября 1917 года был председателем ВЦИК, а с 1917 по 1926 год председателем Моссовета. Примечательно, что после потери дееспособности В. И. Лениным именно он предложил назначить И. В. Сталина на пост генерального секретаря партии - пост тогда незначительный и связанный с рутинной бумажной работой, пост, которому только Сталин сумел придать истинный блеск. Впрочем, когда Сталин стал прибирать к рукам власть, не кто иной, как Каменев на XIV съезде партии в 1925 году осмелился открыто заявить:

«Я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнять роли объединителя большевистского штаба… Мы против теории единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя!» - после этого заявления Каменев был обречен, с этого мгновения его ждали подвалы Лубянки.

Он, как и Зиновьев, как и многие другие «пламенные ленинцы», не мог понять, что социалистическое государство не может не быть авторитарным, а сила авторитарного государства держится на непререкаемом авторитете именно вождя. В силу этих причин «ленинцы» первыми после уничтожения классовых врагов были обречены занять их места в концлагерях.

Зимой 1935 года органы НКВД арестовали в Москве большую группу сотрудников кремлевских учреждений. Им предъявили тягчайшее по тем временам обвинение в подготовке покушения на жизнь вождя. Организатором заговора назвали Л. Б. Каменева.

«Тов. И. В. Сталину.

Сейчас, 16 декабря в 19.50 вечера, группа чекистов явилась ко мне на квартиру и производит у меня обыск… Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично. Клянусь Вам всем, что только может быть свято для большевика, клянусь Вам памятью Ленина. Я не могу себе и представить, что могло бы вызвать подозрение против меня. Умоляю Вас поверить этому честному слову. Потрясен до глубины души.

Г. Зиновьев».

Обращение Зиновьева осталось без ответа.

В тот же вечер был арестован и Каменев. Он тоже пытался найти путь к чувствам товарища по партии, с которым некогда довелось провести не один день в далекой сибирской ссылке. Но тщетно.

В ходе расследования состав группы заговорщиков быстро расширялся. В сетях НКВД оказываются родственники, друзья, знакомые арестованных и даже случайные лица, имевшие несчастье встречаться с ними.

Всем этим людям приписывались связи с троцкистами и меньшевиками, белогвардейцами и монархистами, русскими эмигрантами и иностранной разведкой.

Дело получило глобальный размах. Средства массовой информации нагнетали невиданную истерию вокруг процесса. Теперь несчастным, обездоленным, полуголодным массам стало ясным, кто виновен во всех их бедах.

В первоначальном варианте обвинительного заключения отмечается, что Зиновьев и Каменев виновными себя не признали. Однако это обвинительное заключение к уголовному делу приобщено не было.

В ночь с 13 на 14 января 1935 года в подвалах Лубянки творилось нечто страшное, ибо на следующий день все обвиняемые дружно признали себя виновными по всем пунктам предъявленного обвинения, даже в убийстве Кирова. Обвинительное заключение было соответствующим образом исправлено.

15 января 1935 года в Ленинграде началось закрытое судебное разбирательство по делу «московского центра». Сохранилось свидетельство очевидца, что перед началом заседания следователь Рутковский обратился к подсудимому Каменеву со словами:

«Лев Борисович, вы мне верьте, вам будет сохранена жизнь, если вы на суде подтвердите свои показания».

Но Каменев ответил, что он ни в чем не виноват. Рутковский же продолжал настаивать:

«Учтите, вас будет слушать весь мир. Это нужно для мира». Первый суд приговорил «главного организатора и наиболее активного руководителя подпольной контрреволюционной группы» Зиновьева к 10 годам лишения свободы, «менее активного» члена «московского центра» Каменева к 5 годам. После оглашения обвинительного приговора по делу «московского центра» волна общественного возмущения происками «зиновьевцев» захлестнула всю страну. Эти настроения подогревало убийство Кирова, ответственность за которое прямо возлагалось на «зиновьевцев».

Сталину, однако, процесс показался недостаточно масштабным. И он дал указания привлечь к этому делу не только «зиновьевцев», но и «троцкистов». Так возник сценарий нового грандиозного процесса по делу «объединенного троцкистско-зиновьевского центра».

Из мест заключения были возвращены Каменев и Зиновьев, к ним добавили осужденных по делу «московского центра» «троцкистов» и недавно прибывших в СССР членов Компартии Германии.

К тому времени наиболее сломленным, падшим духом был основной обвиняемый - Зиновьев. Из тюремной камеры он писал отчаянные письма Сталину.

«В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это… Я… подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я Ваш душой и телом, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение».

Незадолго до суда по всем партийным организациям страны было разослано закрытое письмо ЦК ВКП (б) «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского блока». В нем прямо указывалось, что С. М. Киров был убит по решению «объединенного» центра этого блока. Кроме того, подчеркивалось, что «центр» «основной и главной задачей ставил убийство товарища Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова, Костора, Постышева». Как показывает сохранившийся в архиве ЦК КПСС рабочий экземпляр закрытого письма, эти фамилии были внесены в текст рукой Сталина. Судьба подсудимых была предрешена. 19 августа 1936 года Военная коллегия Верховного суда СССР приступила к открытому слушанию дела.

После оглашения обвинительного заключения прозвучал обязательный вопрос председательствующего к подсудимым: признают ли они себя виновными. Из 16 обвиненных вину признали 14, в том числе Зиновьев и Каменев. Они же призвали «нераскаявшихся» сознаться.

Полностью утратил самообладание Зиновьев. В первый же день процесса он принял на себя не только моральную и политическую, но и уголовную ответственность за убийство Кирова, подготовку других актов террора. Несколько большую стойкость в начале процесса проявил Каменев. Он, в частности, отверг попытки обвинения инкриминировать им «намерение физически устранить потенциальных свидетелей заговора». Однако в дальнейшем Каменев сдался. Чего стоит его заявление по поводу подготовки убийства Кирова.

«Я не знал, как практически шла эта подготовка, потому что практическое руководство по организации этого террористического акта осуществлял не я, а Зиновьев».

Между тем следствие не располагало даже какими бы то ни было фактическими доказательствами подготовки заговора - ножами, бомбами, револьверами. Поражало также количество неудач горе-террористов. Ни один из перечисленных на суде терактов не удался. Из последнего слова подсудимого Зиновьева: «Партия видела, куда мы идем, и предостерегала нас… Мой искаженный большевизм превратился в антибольшевизм, а через троцкизм я перешел к фашизму». Последнее слово Каменева:

«Какой бы ни был мой приговор, я заранее считаю его справедливым. Не оглядывайтесь назад. Идите вперед. Вместе с советским народом следуйте за Сталиным».

Наверное, они еще верили в справедливость, еще надеялись на снисхождение. После вечернего заседания 23 августа суд удалился на совещание. Оглашение приговора ожидалось к полудню следующего дня. Однако глубокой ночью подсудимые снова были доставлены в Октябрьский зал Дома Союзов. В 2 часа 30 минут Ульрих огласил приговор.

Все подсудимые признавались виновными по статье 58-8 (совершение террористического акта) и статье 58–11 (организация деятельности, направленная к совершению контрреволюционных преступлений) Уголовного кодекса РСФСР. Все приговаривались к расстрелу с конфискацией.

По закону осужденные к смертной казни имели право в течение 73 часов обратиться в Президиум ЦИК СССР с ходатайством о помиловании.

Первым поспешил воспользоваться этой возможностью Зиновьев.

«В Президиум ЦИК СССР.

Заявление

О совершенных мною преступлениях против Партии и Советской Власти я сказал до конца пролетарскому суду.

Прошу мне верить, что врагом я больше не являюсь и остаток своих сил горячо желаю отдать социалистической родине.

Я прошу Президиум ЦИК СССР о помиловании меня.

Несколько часов спустя поступило ходатайство Каменева. Оно написано предельно кратко; чувствуется, как непросто дались осужденному эти несколько строк. «Глубоко раскаиваюсь в тягчайших моих преступлениях перед пролетарской революцией, прошу, если Президиум не найдет это противоречащим будущему делу социализма, дела Ленина и Сталина, сохранить мне жизнь. Л. Каменев».

Президиум ЦИК проявил исключительную оперативность. Ходатайства осужденных по данному делу были рассмотрены немедленно. Ни одно из них удовлетворено не было. Приговор остался в силе.

Зиновьева люди Ягоды несли на расстрел на носилках. До последнего своего мгновения он просил свидания со Сталиным, молил о пощаде, валялся в ногах у конвоиров.

«Перестань же, Григорий, - промолвил Каменев - Умрем достойно».

Когда же пришло его последнее мгновение, Каменев не просил ни о чем и принял смерть молча.

Неужели он осознал, что его действительно настигла кара, как соучастника колоссального заговора против целой страны - России, - осуществленного 7 ноября 1917 года.

Прошло 80 лет с тех пор, как Советская власть в предвоенный период нанесла первый удар по «пятой колонне». Речь идёт о судебном процессе над троцкистско-зиновьевским террористическим центром, прошедшем в Москве 19 – 24 августа 1936 года. Однако со времён XX съезда КПСС возобладал точка зрения, согласно которой троцкисты и бухаринцы никакими предателями, заговорщиками, вредителями и террористами якобы не являлись, а все обвинения против них были сфабрикованы. Об этом, в частности, заявил Н.С. Хрущёв во время своего выступления на партийном съезде в 1956 года. А в годы «перестройки» основные фигуранты первого московского процесса (Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Г.Е. Евдокимов, С.В. Мрачковский, И.Н. Смирнов и другие) были реабилитированы. И на этом основании целый ряд антисоветски настроенных учёных, журналистов, политических деятелей распространяют домыслы о «тоталитарном режиме в СССР», о «Сталинском произволе», о «подавлении оппозиции и инакомыслия» и т.д. Словом, ведётся настоящая информационная война против нашей страны, против её истории, против прогрессивных коммунистических идей.

Однако в нашем распоряжении имеется целый ряд достоверных сведений, опровергающие все вышеупомянутые контрреволюционные домыслы. Используя их, мы сумеем установить истинную картину событий 80-летней давности.

Сперва напомним, что в ходе Первого московского процесса его фигурантам были предъявлены следующие обвинения:

— скрытые контакты с высланным за пределы СССР Л.Д. Троцким;

— переход к противозаконным методам борьбы за власть;

— организация и осуществление террористических актов (в частности, убийство С.М. Кирова, покушения на И.В. Сталина, В.М. Молотова, К.Е. Ворошилова и т.д.);

— сотрудничество с немецкой тайной полицией (с гестапо).

Также во время данного судебного процесса было установлено, что в заговорщическую деятельность были вовлечены такие высокопоставленные партийные и государственные деятели как Н.И. Бухарин, К.Б. Радек, Ю.Л. Пятаков и другие. Подсудимые признались, что поддерживали с ними связь.

Тем не менее, контрреволюционные идеологи на протяжении последних десятилетий приложили немало усилий, направленных на внушение народу мысли о том, что судебным показаниям Зиновьева, Каменева и прочим доверять не следует, поскольку они, по мнению антисоветчиков, были получены в результате оказания давления на арестованных. В то же время за прошедшие годы не было приведено ни одного доказательства, которое бы подтвердило вышеупомянутый тезис. Однако мы попытаемся выяснить, как обстояли дела в реальности, используя недавно установленные факты.

Создание подпольных заговорщических группировок. Со времён «перестройки» (а в отдельных случаях и с 1956 года) на слуху было немало утверждений о том, что «внутрипартийная борьба» велась исключительной на «идейно основе» и ни о каком «захвате власти» никто не помышлял. На самом деле сторонники Троцкого ещё в 1920-ые годы формировали конспиративные группы, участники которых разрабатывали антисталинские планы. На тайных собраниях данных организаций выступал сын Троцкого Лев Седов. Сам Лев Давидович в своей брошюре «Лев Седов: сын, друг, борец», изданной в 1938 году, писал, что его наследник ещё в 1923 году «с головой ушёл в оппозиционную деятельность» . По словам Троцкого, Седов «быстро постиг искусство заговорщической деятельности, нелегальных собраний и тайного печатания и распространения документов». Таким образом, речь шла о переходе к использованию противозаконных методов борьбы за власть.

Правда, в ответ на данный аргумент у некоторых могут возникнуть следующие вопросы: какое отношение имели ко всему этому Зиновьев, Каменев и другие? Они, по мнению некоторых, к 1936 году давно отмежевались от Троцкого, постоянно клеймили его в своих выступлениях, перешли на сторону Советской власти. А многие даже занимали ключевые посты в партии и в Советском государственном аппарате. И как, мол, они могли стать заговорщиками? Ответ на данный вопрос помогает найти содержание таких ранее неиспользованных материалов, как архив Троцкого, воспоминания ряда бывших участников троцкистско-бухаринского подполья, эмигрировавших из СССР.

Связь Каменева, Зиновьева и т.д. с Троцким в 1930-ые годы. Использование террористических методов в борьбе за власть. Формально бывшие соратники Троцкого в 1930-ые годы, занимая ключевые партийные и государственные посты, в своих выступлениях его постоянно клеймили. А он, в свою очередь, обвинял их в предательстве. Но это была внешняя сторона дела. В реальности они использовали тактику обмана партии. Троцкисты и зиновьевцы пробрались на ответственные посты, надев на себя маску сторонников Советской власти, но за спиной руководства СССР поддерживали контакты с Троцким, разрабатывая заговорщические планы.

В настоящее время это уже доказано. Так, американский историк Дж. Гетти в 1980 году в Хуотноской библиотеке Гарвардского университета обнаружил в архиве Троцкого почтовые квитанции писем, отправленных им в 1930-ые годы Радеку, Сокольникову, Гольцману. Наибольшее количество квитанций датировано 1932 годом, когда был сформирован блок правых (бухаринцев) и троцкистов.

В упомянутых письмах обсуждались такие вопросы как выработка тактики борьбы с Советской властью, организация заговора против И.В. Сталина. Об этом свидетельствует содержание одного из писем Льва Седова своему отцу, написанном им в середине 1932 году (материал был обнаружен в архиве Троцкого историком Пьером Бруэ ). Приводим основную часть его текста:

«[Блок] организован. В него вошли зиновьевцы, группа Стэн-Ломинадзе и троцкисты… Группа Сафар[ова-] Тархан[ова] формально ещё не вошла – они стоят на слишком крайней позиции; войдут в ближайшее время. – Заявление З. и К. об их величайшей ошибке в 27 г. было сделано при переговорах с нашими о блоке, непосредственно перед высылкой З и К».

(Примечание: «З» и «К» — Зиновьев и Каменев. Как видим, Лев Седов признал, что сторонники Троцкого в СССР после 1929 года решили вести подпольную борьбу с Советской властью. Фактически он подтвердил, что для того, чтобы Зиновьеву, Каменеву и прочим было проще достичь поставленной цели, последние дезинформировали партию, заявив, что они якобы осознали свою «ошибочную» политическую позицию и теперь «отошли» от троцкизма. Но кем они были в реальности – показывает содержание вышеупомянутого документа).

Существуют другие сведения, доказывающие достоверность обвинений, предъявленных фигурантам Первого московского процесса в 1936 году. Так, швейцарский коммунист, бывший соратник Бухарина Жюль Эбер-Дро в своих мемуарах («От Ленина до Сталина. Десять лет на службе коммунистического интернационала. 1921 – 1931 гг.») писал, как в 1929 году, собираясь отправляться на конференцию коммунистических партий Латинской Америки, встретился с Н.И. Бухариным, который сообщил о намерении своей группировки координировать усилия с Каменевым, Зиновьевым в борьбе против И.В. Сталина:

«Перед отъездом я посетил Бухарина в последний раз, не зная, увижу ли я его ещё по возвращении. У нас была долгая и искренняя беседа. Он поставил меня в известность о контактах, налаженных его группой с зиновьевско-каменевской фракцией для координации борьбы против власти Сталина». Кроме того, Эмбер-Дро отметил, что Бухарин сообщил ему, что он и его соратники «решили применить индивидуальный террор, чтобы избавиться от Сталина».

Однако швейцарский коммунист выступил против идеи объединения бухаринцев с троцкистами, поскольку, по его мнению, они в своё время боролись с их программой. Эмбер-Дро оценил предложенную Бухариным коалицию как «блок без принципов, который развалится прежде, чем добьётся каких-либо результатов». Также он был категорически против использования индивидуального террора, поскольку «он никогда не был революционным оружием».

Однако Бухарин продолжал стоять на своём. Эмбер-Дро писал об этом следующее: «…. Он не доверял тактике, предложенной мной. Он, конечно, знал лучше меня, на какие преступления способен Сталин. Короче говоря, те, кто после смерти Ленина и на основании его заветов, могли уничтожить Сталина политически, попытались вместо этого устранить его физически, когда он держал крепко в своих руках партию и политический аппарат государства».

Следует также сослаться на содержание мемуаров армейского полковника Г.А. Токаева , переехавшего в 1948 году из СССР в Великобританию. В своей книге «Товарищ Х», изданной в 1956 году, он вспоминал, как сам, будучи партийным секретарём Военно-воздушной инженерной академии им. Н.Е. Жуковского, состоял в подпольной заговорщической организации, которую возглавлял офицер РККА. В частности, Токаев отметил, что их группировка поддерживала тесные связи с Н.И. Бухариным.

Содержание воспоминаний Г.А. Токаева свидетельствует о том, что троцкисты и бухаринцы в действительности использовали тактику индивидуального террора против высокопоставленных партийных и государственных деятелей. Так, он писал, что ещё до 1934 года их группировка «планировала убить Кирова и Калинина, председателя Президиума Верховного Совета СССР. В конце концов Кирова убила другая группа, с которой мы были в контакте».

По словам Токаева, ряд его соратников по заговорщической деятельности в середине 1936 года предложили убить Сталина. Однако руководитель их подпольной группировки отверг данную идею. Он «указал, что уже было организовано не менее пятнадцати попыток убить Сталина, но никому не удалось подобраться даже близко к успеху, зато каждая из попыток многим храбрецам стоила жизни».

Следует обратить внимание на то, что сам Л.Д. Троцкий фактически оправдывал террористическую деятельность своих сторонников в СССР. Так, в своей статье «Сталинская бюрократия и убийство Кирова» он писал, что убийца Сергея Мироновича был «новым фактом, который должен быть рассмотрен с величайшей симптоматической важностью». По словам Троцкого, «террористический акт, подготовленный заранее и выполненный по поручению определённой организации, является непостижимым, если не существует политической атмосферы, благоприятной для него. Враждебность к лидерам власти должна быть широко распространена и должна принимать самые яркие формы террористических групп, чтобы выкристаллизоваться в рядах партийной молодёжи….». Он также отметил следующее: «если… недовольство распространяется в народных массах… которые в целом изолировали бюрократию; если молодёжь сама чувствует, что её отталкивают, угнетают и лишают шанса на независимое развитие, создаётся атмосфера террористических группировок».

Таким образом, апологетика терроризма налицо. Как видим, Троцкий в косвенной форме дал понять, что он поддерживает противозаконные способы борьбы с Советской властью, вплоть до организации покушения на высокопоставленных партийных и государственных деятелей.

Следует также сослаться на содержание рапорта агента НКВД Марка Зборовского от 8 февраля 1937 года (Зборовский сумел завоевать доверие Льва Седова, работая в качестве его сотрудника): «С 1936 г. «сынок» не вёл со мной разговоров о терроре. Лишь недели две-три тому назад, после собрания группы, «сынок» снова заговорил на эту тему. В первый раз он только старался «теоретически» доказать, что терроризм не противоречит марксизму. «Марксизм» — по словам «сынка» — отрицает терроризм постольку, поскольку условия классовой борьбы не благоприятствуют терроризму, но бывают такие положения, в которых терроризм необходим». В следующий раз «сынок» заговорил о терроризме, когда я пришёл к нему на квартиру работать…». Всё это говорит само за себя…

Сотрудничество троцкистов с гитлеровской Германией. С 1956 года пытались сформировать мнение о том, что Троцкий и его соратники никак не могли быть замешаны в работе на внешних врагов СССР и т.д. Но при этом забывают, что ещё в 1927 году, когда над нашей страной нависла внешняя империалистическая угроза, он выступил с призывом «восстановить тактику Клемансо» , который «выступил против французского правительства в то время, когда немцы находились в восьмидесяти километрах от Парижа». Следует отметить, что Троцкий не открещивался от своих слов. Так, в своём письме Оржоникидзе от 11 июля 1927 года он пытался пояснить суть «пораженчества». По словам Льва Давидовича, речь шла о содействии «поражению «своего» государства, находящегося в руках враждебного класса».

Соответствующая мысль была озвучена Троцким во время его беседы с либеральным немецким писателем Эмилем Людвигом на Принцевых островах. Содержание данного разговора писатель разместил в своей книге «Дары жизни». Троцкий подчеркнул, что политика индустриализации якобы потерпела крах, а СССР, по его мнению, зашёл в тупик. На вопрос, сколько у него последователей в России, Троцкий сказал, что ему трудно определить, но они разобщены и работают в подполье. На вопрос Эмиля Людвига, когда он и его сторонники рассчитывают снова выступить открыто, ответ был следующий: «Когда представится благоприятный случай извне. Может быть, война или новая европейская интервенция – тогда слабость правительства явится стимулирующим средством».

Чем данная тактика отличается от действий генерала Власова в годы Великой Отечественной войны? В обоих случаях речь шла о борьбе со своим правительством с помощью… иностранных захватчиков.

Очень многие последователи Троцкого взяли на вооружение его призыв повторить «тактику Клемансо». Достаточно вспомнить, как Рабочая партия марксистского объединения (ПОУМ) , возглавляемой соратником Троцкого Андресом Нином (он даже был министром юстиции в Каталонии), подняла мятеж против республиканского правительства в Барселоне в момент наступления франкистов при поддержке фашистских кругов. Более того, ПОУМ саботировал перевозки боеприпасов республиканских вооружённых сил и военные операции на фронте. Об этом свидетельствуют материалы тайных документов, захваченных начальником полиции в Барселоне подполковником Бурильо (были опубликованы 23 октября 1937 года).

О том, что абвер оказывал поддержку испанским троцкистам, поднявшим мятеж против республиканского правительства в Барселоне в 1937 году, вспоминал П.А. Судоплатов в своих мемуарах «Спецоперации. Лубянка и Кремль, 1930 – 1950 годы». Он же писал, что соответствующую информацию им передал один из будущих руководителей их подпольной группы «Красная капелла» Шульце-Бойзен. Но он был арестован гестапо по обвинению в передаче тайной информации. А американский учёный Гроверр Ферр в своём исследовании «Антисталинская подлость» приводит фрагмент стенограммы нацистского трибунала, в которой было отмечено, что обвиняемый, располагая информацией о подготовке восстания против «красного правительства в Барселоне» совместно «с секретной службой Германии», передал её в Советское посольство в Париже.

Причём это далеко не единственный пример того, как троцкисты соединялись с гитлеровцами, руководствуясь призывом «повторить тактику Клемансо». К аналогичным методам они прибегали в Чехословакии, в США, в странах Европы. То же самое они намеревались осуществить и в нашей стране в случае нападения внешнего врага. Но об этом речь пойдёт в других материалах.

Отель «Бристоль» в Копенгагене. Напомним, что в 1936 году один из фигурантов Первого московского процесса Гольцман на суде заявил, что осенью 1932 года, находясь в служебной командировке, встретился в вестибюле отеля «Бристоль» в Копенгагене с Львом Седовым. Оттуда они отправились на встречу с Троцким, во время которой последний инструктировал Гольцмана по поводу террористических способов борьбы с И.В. Сталиным. Однако мировая буржуазная пресса (в частности, печатный орган правящей Социал-демократической партии Дании) напечатал заметку, согласно которой отель «Бристоль» в Копенгагене был закрыт в 1917 году, а в 1930-ые годы его здание сдавалось под офисы. Также троцкисты пытались доказать, будто в столице Дании была лишь кафе-кондитерская «Бристоль», пристроенная к зданию «Гранд отеля». По их мнению, кафе и гостиница якобы были ограждены стеной, отсутствовали внутренние проходы, а вход в них был с двух сторон улицы. Следовательно, по мнению контрреволюционеров, Гольцман мог встретиться с Седовым либо в кафе «Бристоль», но не в вестибюле «Гранд отеля», либо в холле гостиницы, имеющей другое название (не «Бристоль»). И данный факт, по мнению антисоветичков, свидетельствует о «сфабрикованности» обвинения.

Однако шведский историк Свен-Эрик Хольмстрём в своём исследовании «Троцкий, отель Бристоль и скандинавская периферия», изданном в 2010 году, используя материалы справочников о Копенгагене 1930-х годов, а также результаты расследования, проведённого Компартией Дании, опроверг все вышеупомянутые домыслы. Так, он подчёркивает, что в начале 1930-х годов «Гранд Отель» и кафе-кондитерская «Бристоль» располагались по одному адресу. Отелем и кондитерской владел один человек – Аксель Андресен. Также был общий вход в гостиницу и в кафе. Более того, имелся единый внутренний проход между кондитерской и «Гранд отелем» (т.е., в вестибюль гостиницы проходили через кафе). Исследователь подчеркнул, что в результате всего этого у иностранцев название кафе-кондитерской стало синонимом названия отеля.

К 1937 году местная кафе-кондитерская действительно перебазировалась, но речь идёт о 1932 годе, когда Гольцман встречался с Седовым.

Хольмстрём, используя фотоматериалы начала 1930-х годов, отметил, что около входа в помещение висела огромная вывеска с надписью «Бристоль». А никакого специального знака «Гранд отеля», который можно было бы сразу заметить, рядом не имелось. Поэтому, как подчёркивает исследователь, в рассматриваемое время вывеска с названием кафе-кондитерской была единственным ориентиром, по которому можно было найти вход в гостиницу.

Приведённые нами аргументы свидетельствуют о том, что в 1930-ые годы в СССР действительно была серьёзная опасность, исходящая со стороны «пятой колонны» в лице троцкистско-бухаринских сил. Это относится и к участниками троцкистско-зиновьевского террористического центра. Организация его активистами покушений на видных деятелей партии и государства, их намерение соединиться с немецко-фашистскими захватчиками в момент их нападения на СССР, всё это грозило непредсказуемыми последствиями для нашей страны. Однако их разрушительная деятельность была своевременно пресечена Советской властью.

Как мы отмечали выше, в настоящее время на слуху немало утверждений о «массовом терроре», о «несправедливых репрессиях» и т.д. Разумеется, «перегибы на местах» имели место. Они были осуждены ещё при И.В. Сталине (об этом, в частности, шла речь в совместном постановлении СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 17 ноября 1938 года ). Но это отнюдь не означает, что не следовало принимать жёстких мер в отношении реальных подрывных элементов. К чему приводит бездействие в отношении агентов иностранных государств, видно на примере судьбы Украины после начала 2014 года.

Михаил Чистый

Подписывайтесь на нашего Telegram-бота, если хотите помогать в агитации за КПРФ и получать актуальную информацию. Для этого достаточно иметь Telegram на любом устройстве, пройти по ссылке @mskkprfBot и нажать кнопку Start. .

Сталин не щадил даже своих самых близких друзей по партии, каким был Григорий Кон­стантинович Орджоникидзе, человек высоких; принципов, долга, человеческой по­рядочности и чести. Вероломство Сталина даже в отношении самых близких ему людей - Серго Орджоникидзе, Алеши Сванидзе, Сергея Киро­ва был о потрясающим, не умещающимся ни в какие рамки человеческой морали и нравствен­ности.

Волны террора, сталинщины нарастали с ужа­сающей силой.

События, связанные с террором 1934 года, подготовляли страшный террор 1937 - 1938 го­дов. Единовластие диктатора возрастало с неос­лабевающей силой.

Процесс над Зиновьевым и Каменевым

В январе 1935 г. состоялся политический про­цесс над бывшими лидерами оппозиции - Г. Е, Зиновьевым, Л. Б. Каменевым, Г. Е. Ев­докимовым, А. М. Гертик, И. П. Бакаевым, А. С. Куклиным, Я. В. Шаровым и другими - всего было посажено на скамью подсудимых 19 человек. Выездную сессию Верховного суда СССР возглавили В. Удьрих, И, Матулевич, А. Горячев.

«Уже тогда, в 1935 году, стало ясно, - пи­салось в Кратком курсе истории ВКП(б),-что зиновьевская группа является замаскированной белогвардейской организацией, которая вполне заслуживает того, чтобы с ее членами обраща­лись как с белогвардейской организацией, ко­торая вполне заслуживает того, чтобы с се чле­нами обращались.как с белогвардейцами». И это писалось о людях, делавших революцию! «Заговорщиков» обвиняли в соучастии в подго­товке убийства Кирова.

В декабре, 1934 года Зиновьев, Каменев и другие были арестованы. Сразу после ареста 18 декабря 1934 г. Зиновьев обратился с пись­мом к Сталину. «Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично. Клянусь вам всем, что только мо­жет быть свято для большевика, клянусь вам памятью Ленина. Умоляю Вас поверить этому честному слону. Потрясен до глубины души». Это письмо было направлено Ягодой Сталину и осталось без ответа. Когда было предъявлено обвинение Каменеву в принадлежности к ор­ганизации, «поставившей себе целью устранение руководителей Советской власти», он заявил: «Изо всех сил и со всей категоричностью я обязан протестовать против такой формулировки, как абсолютно несоответствующей действи­тельности». Заместитель прокурора Л.

Вышинский, и следователь по особо важным делам Л. Шейнин подписали обвинительное заключение, утвер­жденное прокурором И. Акуловым, по делу «московского центра», которого не было в природе, но он был воссоздан умелой рукою Ста­лина. Следователи по делу не имели достаточ­ ного опыта добывания показаний насильствен­ным путем, и поэтому на суде не удалось дока­зать связь деятелей «московского центра» с убийством Кирова. Даже в «Обвинительном заключении» признавалось:«Следствием не ус­тановлено фактов, которые дали бы основание предъявить членам “московского центра" пря­мое обвинение в том, что они дали согласие, или давали какие-либо указания по организа­ции совершения террористического акта, на­правленного против Кирова» . Поэтому Зиновь­ев был осужден на 10 лет заключения, а Каме­нев «как менее активный участник группы к 5 годам лишения свободы». Различные сроки заключения были даны другим обвиняемым.

Сталин прицеливался к применению более жестоких мер к своим главным политическим противникам - Зиновьеву и Каменеву. В част­ности, в июле 1935 г. состоялся новый закры­тый процесс по малоизвестному «кремлевско­му делу» над Каменевым, его братом художни­ком Н. Б. Розенфельдом, сыном Троцкого ин­женером С. Л. Седовым, библиотекарями Крем­ля Е, К. Мухановой, 3. И. Давыдовой, Н. И. Бураго, комендантом Кремля П. И. Лукьяновым, начальником АХО П. Ф. Поляковым и други­ми. В соответствии с этим делом Каменеву и другим обвиняемым был увеличен срок лише­ния свободы. Каменев был осужден на 10 лет заключения. Это была «проба сил», проверка общественного мнения на приговор без улик, без доказательств.

Сталин настойчиво, последовательно продол­жал преследовать свои жертвы. Репрессии, юридические законы все более ужесточались на протяжении 1935 и 1936 годов.

30 марта 1935 года был принят Закон об ответственности членов семей изменников Роди­ны (ЧСИР). Если жена, дочь или сын не от­рекались от своего мужа или отца (а.такие мужественные люди находились), они автома­тически присуждались, к 8-летнему сроку за­ключения, или высылались в отдаленные райо­ны страны - на Колыму, в Магадан и т. д. 7 апреля 1935 года ЦИК СССР принял бесче­ловечный указ, разрешающий привлекать к уголовной ответственности детей с 12-летнего возраста. Дети могли быть даже приговорены к смертной казни!

Новый процесс над Зиновьевым, Каменевым и другими.

С весны 1936 года началась усиленная подготовка открытого судебного процесса над лиде­рами оппозиции по так называемому делу «Объединенного троцкистско-зиновьсвского террори­стического центра». Сталин режиссировал но­вый спектакль, стремясь окончательно сокру­шить своих главных политических противни­ков - Каменева и Зиновьева.

15 августа 1931 года но указке Сталина в «Известиях» появилось небольшое сообщение «В прокуратуре СССР», уведомлявшее, что Каменев, Зиновьев и другие лица предаются суду. Еще до судебного разбирательства во всех галетах сообщалось «о гневе трудящихся» - рабочих, колхозников, ученых, деятелей куль­туры - требовавших: «Никакой пощады вра­гам», «уничтожить гадов» и т. д.

Для нас ныне ясна степень искренности вы­носимых резолюций с требованием «уничто­жить». Общество все более превращалось в беспощадную толпу. И вся эта бесчеловечность была целенаправленной и сопровождалась де­монстрацией преданности «великому Сталину».

Помимо Каменева и Зиновьева, суду были преданы Иван Петрович Бакаев, член большевистской партии с 1906 года, в свое время воз­главлявший Петроградскую ЧК; Григорий Еремеевич Евдокимов, в прошлом матрос, занимавший пост заместителя Петроградского Совета Иван Никитич Смирнов - член партии больше­виков с 1903 г., который был одним из руко­водителей борьбы за установление Советской власти в Сибири, боролся против армий Кол­чака; Сергей Викторович Мрачконский - член большевистской партии с 1905 г., организатор борьбы за Советскую власть на Урале; Вагаршак Арутюнович Тер-Ваганян - один из руко­водителей большевиков в Армении, борцов за установление Советской власти, при Ленине он был редактором журнала «Под знаменем марк­сизма»; Ричард Витольдович Никель - сотруд­ник секретариата Зиновьева в Коминтерне, ра­нее он сотрудничал в ЧК в Ленинграде; Исаак Исаевич Рейптольд - помощник наркома фи­нансов, близкий приятель Л. Б. Каменева; Кфим Александрович Дрейцер (он состоял в охране Троцкого, сражался против Колчака, против войск Пилсудского). Суду были преда­ны-Фриц Давид (Илья Израилевич Круглянский), один из бывших редакторов органа Ком­партии Германии «Роте Фане», затем секретарь Вильгельма Пика -лидера Германской ком­партии, а также Валентин Павлович Ольберг, журналист Конон Борисович Берман-Юрин, Моисей Ильич Лурье, Натан Лазаревич Лурье. Политический процесс подобного масштаба, когда на скамью подсудимых были посажены такие видные партийные деятели, как Каменев и Зиновьев был беспрецедентным.

Зиновьев и его друзья находились в тюрьме на основании приговора, вынесенного в январе 1935 г. Каменеву срок заключения был продлен с пяти до десяти лет на основе второго приговора, вынесенного закрытым судебным заседанием без обнародования обвинения. Подготовка нового процесса могла, таким образом, вестись в полнейшей тайне и в таких условиях, которые допускали любой произвол: о ходе ее, как утверждалось, не были информированы не только ЦК, но и само Политбюро. Широкая публика была посвящена в происходившее лишь в последний момент, когда в печати появилось обвинительное заключение. К Зиновьеву, Каменеву и их сторонникам, Евдокимову и Бакаеву, были присоединены три троцкиста (правда, не самого крупного «калибра») -Л. Н. Смирнов, Мрачковский и Тер-Ваганян, - а также несколько более мелких фигур, главным образом для подкрепления обвинения против основных обвиняемых. Эти последние обвинялись в том, что с 1932 г. они якобы создали «объединенный троцкистско-зиновьевский центр», который при содействии и по инструкциям Троцкого подготавливал убийство Сталина и других главных руководителей партии, но сумели осуществить пока убийство Кирова.

Заседания суда происходили в Москве 19-23 августа перед Военной коллегией Верховного суда под председательством военного судьи Ульриха. Обвинителем выступал Генеральный прокурор СССР, бывший меньшевик Вышинский, имя которого останется навсегда связанным с этим и другими аналогичными мрачными процессами. Перечитывая сегодня чудовищные протоколы тех судебных заседаний, можно уловить в них даже некоторые реальные эпизоды политической борьбы того времени; но только они выступают настолько искаженными, что выглядят уже преступными деяниями. Так, начало «заговора» датируется 1932 г., то есть как раз тем годом, когда враждебное отношение к Сталину стало оформляться и среди тех, кто неизменно поддерживал его прежде. Публично выдвинутое тогда Троцким предложение сменить генерального секретаря превращалось в устах обвинителей в тайный приказ об убийстве Сталина. Беспокоившая Сталина возможность образования блока старых и новых оппозиционеров отождествлялась с заговором. Следствие постаралось также приобщить к процессу имена и тех прежних противников генерального секретаря, которые не фигури­ровали в числе обвиняемых: от Шацкина и Ломинадзе до Сокольникова и Томского. Показательны были даже сами формулировки. Одного из подсудимых (Каменева) заставили, например, сказать, якобы передавая слова Томского: «Бухарин думает то же, что я, но проводит несколько иную тактику - будучи не согласен с линией партии, он ведет тактику усиленного внедрения в партию и завоевания личного доверия руководства». Помимо всего прочего, это был способ изобразить как преступную ту тонкую операцию по сшиванию разорванных партийных рядов, которую Бухарин пытался осуществить начиная с 1933 г., и представить по меньшей мере наив­ными простаками тех людей в партийном руководстве и аппарате, которые, было, выражали свое согласие с ним.

Однако, помимо таких далеко не второстепенных тонкостей, у процесса был еще один аспект, без которого и эти детали не приобрели бы подобного значения. Мало того что на глазах у потрясенного мира старых большевистских вождей обвиняли в контрреволюционном заговоре. Обвиняемые во всем признавались: они соглашались, что стали «предателями», что скатились в стан врагов, ведущих борьбу «против социализма», и ко всему прочему облекали эти признания в те же отталкивающие выражения, с какими обращался к ним Вышинский. Происходили диалоги такого типа:

Вышинский: «Обвиняемый Зиновьев, вы это подтверждаете?» Зиновьев: «Да».

Вышинский: «Измена, вероломство, двурушничество?» Зиновьев: «Да». Или еще:

Вышинский: «Не находите ли вы, что это ничего общего не имеет с общественными идеалами?»

Каменев: «Оно имеет то общее, что имеет революция и контрреволюция».

Вышинский: «Значит, вы на стороне контрреволюции?» Каменев: «Да».

Вся выстроенная обвинением конструкция держалась на этих признаниях (позже мы вернемся к вопросу о том, каким образом они были получены), которые произносились, в частности, перед лицом представителей иностранной печати, присутствовавших на процессе. Начисто отсутствовали улики. Мало того, при рассмотрении самого детализированного обвинения - в убийстве Кирова - не было даже сделано попытки обратиться к материалам предыдущих процессов, особенно суда над главным исполнителем покушения, точно так же как к материалам расследования, проводившегося в этой связи. Все главные обвиняемые были приговорены к смерти. Приговор был приведен в исполнение через несколько дней.

Но этим процессом не завершалось дело. Еще до его проведения, 29 июля, на основании негласных так называемых предварительных выводов следствия всем партийным комитетам было разослано еще одно, совершенно секретное закрытое письмо, содержавшее чудовищные по своему значению утверждения, которые никто не в состоянии был ни проверить, ни опровергнуть. В нем говорилось, например, что «ряд террористических групп троцкистов и зиновьевцев раскрыт в Москве, Ленинграде, Горьком, Минске, Киеве, Баку и других городах». Мало того. Эти враги, заявлялось в письме, получили возможность орудовать в партии «под личиной коммунистов» только из-за «утери большевистской бдительности» в отдельных организациях. Часть их осталась в партии и после проверки партийных документов. В частности, отмечалось наличие «крепких гнезд» троц­кистов и зиновьевцев «в ряде научно-исследовательских институтов Академии наук и некоторых других учреждениях Москвы, Ленинграда, Киева и Минска». Письмо завершалось выводом: «Непременным качеством каждого большевика должно быть умение распознавать врагов партии, как бы хорошо они ни маскировались».

Этот откровенный призыв искать тайных изменников в рядах самих коммунистов был брошен всего месяц спустя после того, как в Центральном Комитете была выражена тревога в связи с размахом непрерывно сменявших друг друга волн чисток. То было начало массовых репрессий, которые на этот раз в первую очередь ударят по самой партии.

ЗАГРИМИРОВАННЫЙ СТАЛИН

В первый же день встречи с Зиновьевым мы спросили его про «убийцу Кирова» - Николаева: знал ли он его лично и давали ли ему приказание стрелять в Кирова?

Конечно, нет! - воскликнул Зиновьев. - Николаева я не знал и никогда не видел. Теперь мне говорят, что он был в нашей оппозиции и будто жена его была секретарем у Кирова. Это все возможно. Но я никогда никому не приказывал убивать Кирова. Эту ложь сочинил сам Сталин, чтобы было легче с нами расправиться. Кирова убила иностранная разведка. А может, и наша по приказу Сталина.

Мы поверили словам Зиновьева. Мы понимали, что он не мог быть причастен к убийству. Его убеждения, честь и разум были против индивидуального террора. Смерть к Кирову пришла оттуда, откуда она пришла к Фрунзе. Оба они пали жертвой соперничества за властный пост генсека, за верховную власть в стране.

Ленинградский процесс проходил при закрытых дверях. Посторонних на процессе никого не было. В зале суда сидели около 500 чекистов в военной форме. Это были началь-

ники областных и республиканских управлений ОГПУ, вызванные на процесс для знакомства с новой судебной практикой по расправе с политическими противниками. Здесь же был и председатель ОГПУ Ягода. Он очень нервничал и все время посматривал на дверь. По неизвестной причине задерживалось заключительное заседание суда с выступлениями подсудимых. Даже судьи не знали истинной причины.

Но вот Ягода быстро направился к двери. Ему навстречу шел неизвестный человек, восточной национальности, похожий на иностранца. Никто никогда раньше его не видел. Полагали, что он, возможно, приехал из коммунистического подполья с Востока.

Ягода был весьма учтив с гостем. Он усадил его в кресло в стороне от людей. После этого открылось заключительное заседание суда.

На скамье подсудимых сидела старая ленинская гвардия: Зиновьев, Каменев, Залуцкий, Евдокимов, Саркис, Гессен, Бакаев, Ваганян и другие, чьи головы много раз побывали под дулом пистолетов в трех русских революциях. На скамье подсудимых не было только главного обвиняемого - платного агента ОГПУ Николаева. Этот наемный убийца был опасным свидетелем, и его быстро убрали с дороги.

С последним словом выступил Зиновьев. Он был сильно взволнован и поэтому говорил несвязно. Его разволновал в самую последнюю минуту таинственный незнакомец, «гость», в котором он узнал загримированного Сталина. Генсек в гриме смотрел из зала на Зиновьева, как удав на свою жертву.

Душевные силы Зиновьева не выдерживали этого нервного напряжения. Он хотел, но не решился разоблачить настоящего убийцу Кирова, которого увидел сейчас в этом зале суда в гриме.

У него случился сердечный приступ, и он рухнул на пол.

Суд прервал заседание на полчаса.

После перерыва Зиновьев продолжил свою речь кающегося грешника в не совершенных им грехах.

Было стыдно видеть Зиновьева в состоянии полного душевного кризиса. Не хотелось верить, что соратник Ленина и председатель Коминтерна мог дойти до такой черты падения.

Сталинские судьи сделали свое черное дело - сломали волю и растлили душу одного из самых выдающихся деятелей русского большевизма. Загримированный Сталин ликовал, наблюдая падение своего политического противника.

Сталину было известно, что, когда чекисты пришли арестовывать Зиновьева, он взволнованно воскликнул: «Это ТЕРМИДОР! Революция погибла!»

Теперь Сталин смеялся над поверженным русским Робеспьером.

После Зиновьева с последним словом выступил Каменев. Его речь была сдержанной и убедительной. В эту роковую минуту он защитил честь оппозиции и свое человеческое достоинство. Он обладал критическим умом, за что его любил Ленин и всегда приближал к себе. Каменев был заместителем Ленина одновременно в Совнаркоме и в СТО и нередко представлял его на заседаниях Политбюро.

В своей двухчасовой речи Каменев сказал такие слова: «Французским эбертистам история не дала времени обдумать свои ошибки. Они погибли на гильотине. Нам история дала много времени, но мы не воспользовались им и не приняли нужного решения. В этом мы виноваты...» (цитирую по памяти).

Во время перерыва к Каменеву подошел Ягода и попросил скорее исправить свою стенограмму. Эта поспешность Ягоды взволновала подсудимых. Они решили, что Сталин торопится покончить с ними, а для истории хочет оставить исправленную стенограмму.

«Они нас расстреляют», - думали все подсудимые, в том Висле и Каменев. Он начал править стенограмму, но от волнения у него дрожали руки. Одна большая чернильная клякса упала и залила страницу стенограммы, подлежащую исправлению.

Каменев смущенно глядел на Ягоду и виновато молчал. После небольшой паузы Ягода с напускной веселостью, улы-

баясь, сказал Каменеву: «Вы, Лев Борисович, сегодня что-то не в духе. Ну, ладно, завтра исправите». Он взял обратно стенограмму и отошел в сторону.

По рядам подсудимых пробежала искра надежды: «Нет они нас не расстреляют».

Да. Тогда их не расстреляли. Их приговорили к тюремному заключению на разные сроки.

ИХ РАССТРЕЛЯЛИ ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА - В КРОВАВОМ 1937-м...

У Сталина в тот год было много «работы». Он истребил всю старую гвардию, всех знавших, какими подлыми путями он добрался до «необъятной власти» генсека, всех читавших предсмертные документы и «Завещание» Ленина.

Он не оставил могил бойцов старой гвардии на земле, он был уверен, что память о них исчезнет бесследно. Сам он решил устроиться поудобнее в мавзолее, потеснив и там Ленина своим величием...

НО СТАЛИН ЖЕСТОКО ОШИБСЯ. Уже при жизни он писал свою нечистую историю, приукрашивая ее лживыми версиями и баснями о своей гениальности и дальновидности, исторической правоте и тому подобном.

Высокомерно и самоуверенно он изрекал «истины», которые приравнивались его глашатаями к законам истории. Он не боялся суда будущего. Он был уверен, что никто не посмеет его судить. Он надеялся на своих подхалимов, которые, по его мнению, не дадут его, мертвого, в обиду, как не давали при жизни.

Но он жестоко ошибся.

Избавившись от него, человечество вздохнуло свободнее. А его вчерашние глашатаи и ученики стали обливать его грязными помоями, которые он оставил после себя, купаясь в них и умываясь кровью миллионов погибших от его руки, от его интриг, от его заигрывания с нацистами.

Распинаясь за «русский народ», он произносил за него торжественные тосты, но был совершенно чужд этому народу, не знал его историю и не понимал настоящую русскую душу. Русский народ не простил Борису Годунову только одну НЕВИННУЮ ДУШУ, НЕВИННУЮ ЖЕРТВУ. А у палача Сталина этих жертв были сотни тысяч и миллионы. Их ему русский народ никогда не простит.